– Взяли бы чару, очертили бы ею круг, хмелея с нами взахлёб, чем в скуке кукситься, - соблазнял артист.

– Правда, кочегар. Чаруйся с нами. Если уж жил, утоляясь пивком, пробавляясь вином, тешась водочкой, то и останется эта привычка с тобой во веки веков. Пока надгробный камень не ляжет на грудь, - сказал Данилов.
– Может, ты в прошлом своем воплощении сильную жажду испытывал.

– Чтобы радость была в каждом камне, а не только в душе, - поднял стакан Сережечка.

Они закусили языками из одной банки, предварительно их убив.

– Ты подкидывать не забывай, - напомнил Павлу Данилов.
– А то вот уже и звонят рассерженные потребители.

Телефон, действительно, трезвонил давно и довольно требовательно. Павел, занятый собой, его не слышал.

– Это секс по телефону.
– Голос и впрямь звучал сексуально.
– Что? Ах, вам уголь кидать... Извините, что ж... Можете сами нам перезвонить немного попозже. Мы вам понравимся. Обещаете перезвонить?

– Ладно, - пообещал Павел.

– То стоит, словно столб каменный, то боится со стула слезть, будто ему приспичило, - проворчал Данилов.

Павел вышел к котлам.

Следователи... Юриспруденты... Меньше всего они на ментов похожи. Собак нюхают... Ни разу не видел безносых ментов.

Представители полномочные. Бюро фигуральное. И намеки: мол, фигурант. Визиткой передо мной размахивал. Фиговый листок фигуральности. Засунь его знаешь куда?

Если уж на то пошло, то и впрямь они больше на артистов смахивают. Мастеров оригинального жанра, иллюзионистов и фокусников. Ловко он с арматурщиками управился. Надо с ними постоянно быть начеку. Присматриваться, прислушиваться и принюхиваться. Может, они в бегах от милиции. А может, милиция от них в бегах.

Он попытался поискать правдоподобную версию, которая бы все объясняла - и фокусы, и анормальную внешность пришельцев, и их осведомленность в летальных случаях с кочегарами, а также насчет призрачных баб - но придумать что-либо на ходу ему не удалось. Отвлекали обязанности. Он на время выбросил размышления из головы. Первым делом - с работой управиться. Ибо температура действительно снизилась почти до пятидесяти, давление упало на две десятых, еле тлели котлы.

Он приоткрыл задвижку подпитки, добавляя в систему воды. Вернувшись к котлам, распахнул топку первого, наблюдая краем глаза в открытую дверь, как выпивали следователи. Вернее, только что выпили. Пустые стаканы маслянисто поблескивали. Как и глазки Сережечки, который подцепил двумя пальцами из банки язык и, запрокинув голову, опустил его в рот.

– Шнеллер!
– едва успев проглотить, заорал он на каком-то диком немецком.
– Арбайт унд ... унд орднунг. Унд бауэрн махт!

– Ихь заге...
– обратился к кочегару Данилов.
– Ты бы действительно того... На лопату б налег. А то спалит к собачьим чертям этот приют праздности.

– Хенды хох!
– продолжал выпивать и выкрикивать его приятель Сережечка.

– Яволь, - буркнул себе под нос Борисов на том же наречии, хотя языков не ел и не знал, мимоходом удивившись тому, как просто бывает порой найти общий язык. Он начинал побаиваться пришельцев и незаметно для самого себя перед ними слегка лебезить.

Взяв лопату, он принялся кидать уголь.

– Да проворней там!
– подстегнул Данилов.
– Надо душу вкладывать, а не вкалывать без души. Выкладываться надо, брат.

Странно, почему ни мастер, ни сменщик, ни напарник - которого носит черт неизвестно где, и наверно, он уже не придет - почему никто из них ни словом не помянул Елизарова. Обошли вниманием такое событие. На обвязке второго котла еще были видны следы недавних ремонтных работ. Мелкие поломки - явление заурядное. То труба потечет, то обмуровка даст трещину, то задвижку заклинит или вентиль сорвет. Но все это, как правило, обходится без травм и без жертв. Но Елизаров! Умолчали умышленно? Не хотели пугать? Или настолько незначительной была в их глазах гибель машиниста котельной, что не стоила и упоминания? Словно все сговорились тут же забыть о ней.

– Сережечка!

– Аюшки!

– А не закусить ли нам древнегреческим?

– Да пошел ты!

– Да пожалуйста!

И про бабу этим артистам известно. Оказывается, она не только ко мне... Хорошо: Вовка, Юрка и Елизаров могли кому-нибудь поведать о ней незадолго до того, как их участь постигла. Но он-то, Борисов Павел Игнатьевич, никому про это не говорил. Не успел. Не посмел даже, опасаясь что примут за незалеченное последствие 'белочки'. Елизаров... Нет, невозможно при всем усилии с его стороны превратить воду в пар на этих котлах.

– Сережечка!

– Чегошеньки?

– Изобрази третий акт, явление первое!

– Тута вас додж дожидается!

– Виртуоз! До смерти забил бы аплодисментами!

Следователи. Адвокатура. Легкомысленные чересчур. Как бы их отсюда учтиво выпроводить?

– Сережечка!

– Ась?

– А что ты думаешь о телевидении?

– Бред. Я бы, ей богу, в жаб превратил всех телезрителей. В зеленых, с глазами-линзами. Или высечь велел бы этих потребителей электричества. И может, велю.