А ведь еще эта малярия! Утром насчитали двенадцать трупов, а к полудню к дюжине добавились трое несчастных, коих унесла болотная лихорадка. Воздух здесь был влажным, тяжелым, воды в реках и озерах покрылись нездоровой пеленой, какая бывает в середине осени, болота зацвели, превратившись в рассадник всяческой дьявольщины, которая и порождала болезнь. Тьма насекомых роилась над палатками, не давая покоя ни днем, ни ночью. Добрая половина осаждающих изнывала от укусов, другая – от кашля, третья – разделила участь Александра Македонского.

Ромеро, как мог, держался на ногах. Но в который раз он шел к лекарю, дабы тот пустил кровь. И не затем чтобы, ослабив лихорадку, лечь в постель, не для того, чтобы дождаться излечения в покое и, набравшись сил вновь приступить к своим обязанностям! Ромеро – доблестный солдат, но ему совершенно было наплевать на то, как работает механизм его тела. Он вообразил, будто, пустив кровь и получив небольшое облегчение, будет способен выдержать болезнь на ногах. И это крайне возмущало врача.

– Я отказываюсь делать кровопускание сеньору, пока сеньор не ляжет в постель хотя бы на часа два, – воскликнул тот, когда капитан, заявился в его палатку с видом кота, вернувшегося домой, дабы вытребовать у хозяина молока. Он невозмутимо уселся на табурет и вытянул на столе обнаженную по плечо руку, которая содержала уже пару свежих ран от вышеуказанного лечения. На возмущения лекаря Ромеро промолчал и, с трудом скрыл сдержанную, однако не лишенную лукавства улыбку, показав тем самым, что не уйдет отсюда, при всем уважении к достопочтенному доктору, доколе не получит того, за чем пришел.

Доктор, не отрываясь от инструментов, которые старательно раскладывал на оловянном подносе, окинул быстрым взглядом капитана. Руки эскулапа дрогнули, когда он обнаружил сильнейшую бледность Ромеро, блеск в глазах и крупные капли испарины на лбу – дурные предвестники малярии.

– Я удивляюсь, как вы вообще держитесь на ногах!

– Не терзайте меня лекциями. Мы на войне, черт возьми, или где?

– Я не стану пускать вам кровь, – отрезал лекарь.

– Вы же сами говорили, «кровопускание удаляет кровь, придает гибкость позвоночнику и проясняет зрение, – неохотно и устало ответил Ромеро, тем не менее намекая изречением пророка Мухаммеда на происхождение лекаря. Тот был мориском, но тщательно сие скрывал.

– В разумных количествах! – покраснев от негодования, воскликнул эскулап. – В разумных, смею повторить! Вы же, сеньор, желаете остаться вовсе без крови. Вы погибнете от кровопускания скорее, нежели от малярии.

– Ну, тогда дайте какое-нибудь снадобье, микстуру… Что, у вас там не найдется какой-нибудь пилюли? Сделайте что-нибудь, чтобы гарнизон не остался без меня.

Лихорадка окончательно завладела Ромеро. Он кое-как поднялся и, шатаясь, вышел. Лекарь проследил взглядом за капитаном, тяжело вздохнул, приступив к изготовлению сей панацеи, каковая могла подкрепить силы упрямца за два часа. Он едва верил в вероятность существования подобной «микстуры», однако смешал несколько ингредиентов в жестяном сосуде. Рука потянулась к флакону со снотворным… Но вспыльчивый Ромеро не простит подобных шуток.

Когда вместе с зельем врач приблизился к палатке капитана, тот отдавал приказания лейтенанту Ламоту.

– Теперь ваш начальник – сеньор де Ламот, – бросил он, головой указав на лейтенанта, и ступил внутрь. А Ламот весело насвистывая «Слушайте, слушайте, все любезные галлы о победе благородного короля Франциска…», направился проверять стоящих на оружии, посты, насчитывать удалившихся-вернувшихся, и прочее, что возлагалось на плечи того, кто носил звание коменданта гарнизона.

Тяжело дыша, Хосуэ стянул с себя портупею, затем колет и расширил шнуровку на вороте сорочки. Бросив взгляд на походную кровать, впервые ощутил страх: а вдруг не поднимется?

– Алонсос, – окликнул Ромеро маячащего все это время подле оруженосца, – ровно через два часа ты придешь и разбудишь меня. Приказ ясен?

– Да, сеньор, – отчеканил юный паж.

Алонсос служил ему со дня изгнания из рядов армии – юноша ненароком стал свидетелем смерти Лауры ван Гелре, бросил службу в доме Эгмонтов и отправился воевать вместе с непокорным племянником своего высокородного господина.