– Кто ты такой? – спросил он по-испански, застегивая ремни на поясе.

Мадлен немедленно поднялась на ноги, обратив на главаря взор не лишенный гнева. Он усмехнулся и повторил вопрос на фламандском, решив что перед ним один из местных лесных бандитов, уже предвкушая, что, быть может, через мальчишку выйдет на целую шайку.

Фламандский Мадлен не знала. Ее губы скривились в усмешке. Оскалившись, как кошка, она лишь презрительно щелкнула языком, давая понять о чувствах переполнявшего ее омерзения и негодования. Ярость затмила разум и лишила возможности произнести обличительную речь, что уже созрела в мыслях по дороге сюда, пока она ужасалась опустошению и разрухе. Значит вот как выглядят слуги всекатолического величества? Грязные животные с безумными налитыми кровью глазами. Значит вот кто служит святейшему из монархов, кто очищает землю от ереси? Хороша религия, в которую верил Михаль и ради коей погиб!

Солдаты встали подле нее полукругом, нервно сжимая и разжимая кулаки, потирая эфесы клинков; они походили на обозленных быков, выпущенных на арену корриды. Мадлен продолжала усмехаться, перебирая в голове самые нелестные эпитеты, не считая нужным говорить вслух – все равно не поймут, да и взгляд ее был красноречивее всяческих рацей и тирад.

– Ты посмотри, какой смельчак! – солдат, которого назвали сержантом, наотмашь отсадил ей пощечину. Но Мадлен была столь решительно настроена, что чудесным образом устояла на ногах. Она и руки не подняла к обожженной ударом щеке. Взгляд ее стал еще более ненавидящим – у испанцев не осталось никаких сомнений, что перед ними лесной гёз. Только их извечный враг мог смотреть так. Мальчишка не владел никаким другим оружием, кроме сомнительного обличия василиска.

В следующую же минуту она оказалась в пыли. Со всех сторон посыпались грады ударов. Вперемешку с бранью ей задавали вопросы о гёзах, о похищенных аркебузах, о тайных сборищах. Но она ничего не понимала и продолжала молчать, осознав, что молчание единственное, чем может отплатить. Перед глазами мелькали красные и желтые пятна, иногда ее отрывали от земли и перед взором вставал то один, то другой лики служителей преисподней, извергающие каркающие звуки… Сколько бессонных ночей она провела в мыслях о скорейшей смерти. Воистину, если чего-либо желать с надеждой и упорством, то желаемое наконец находит тебя само.

– Довольно! – внезапно прокричал сержант. – Хватит с него.

Мадлен с ужасом поняла, что смерти не видать, и ею обуял страх.

Вместе со страхом, она почувствовала боль, которую прежде не испытывала, находясь в состоянии опьянения близостью избавления. Следом, она обнаружила, что мозг лихорадочно работает, подсчитывая вероятность последующих событий… увы, не слишком радостных.

Съежившись на земле, закрыв руками лицо, она затаила дыхание: сейчас в ней распознают женщину и подвергнут участи той, что, лежала в двух шагах… Неужели Гарсиласо бежал, словно трус? Где он? Где Гарсиласо, всегда готовый уберечь от опасности?

Сержант склонился над Мадлен. Но она не могла этого видеть, она лишь ощущала тяжелое свистящее дыхание у затылка. Питаемая яростью уверенность покинула ее, оставив место отчаянию, готовому вот-вот вырваться наружу.

– Если будешь молчать, мы убьем ее, – смягчив тон, проговорил он. – А потом тебя. Где прячутся твои сообщники, а? Ну говори скорее.

Мадлен поджала губы.

– Немой ты что ли? – Сержант дернул ее за подбородок. – Открой рот, ублюдок. Тебе что язык вырезали?

Мадлен сильнее стиснула зубы и попыталась отвернуться.

– Он монеты прячет во рту, – предположил один.

– Да давно б подавился, – отмахнулся другой и, вынув шпагу, приставил к горлу Мадлен. – Позвольте, сеньор, я его проткну… Надоел, собака!

– Открой рот, мальчишка! – разозлился испанец и с силой сжал ее подбородок, но тотчас отпихнул от себя, обнаружив, что за щеками нет никакого добра, да и язык на месте.

Неожиданно разозлившись, сержант выдернул из ножен Мадлен кинжал Михаля и, издав нечто напоминающее львиный рык, отскочил в сторону. Раздался протяжный вопль.

Это кричала распростертая на земле женщина – над ее грудью в окружении багрового пятна возвышалась рукоятка с высеченным гербом Кердей.

– Грязные негодяи! – вскочив, прокричала Мадлен на отличном испанском, чем немало удивила солдат, ибо они тотчас прекратили смех.

– О! – сержант не смог сдержать улыбки, и, переменившись в лице, взглянул на мнимого гёза с новым интересом. – Какое чистое кастильское наречие! И голосок…

Он сосредоточенно нахмурился и, вновь склонившись над Мадлен, молча оглядывал ее лицо, до самого подбородка сокрытое складками воротника. В его глазах промелькнуло нечто похожее на сомнение.

Все замерли в ожидании. Молчала и дрожала Мадлен.

– Страшно? – осведомился он и поддел кончиком окровавленного ножа застежку на груди девушки. Девушка вновь отпрянула назад. Тогда он отбросил нож в сторону и потянул ее за шиворот. В порыве страшного отчаяния, что ее наконец разоблачили, она изогнулась и закричала, но сержант крепко ухватился за складки воротника – стоит дернуться сильнее, и коса, спрятанная за ним, выпадет наружу.

Но тотчас совсем близко, словно гром небесный, раздался конский топот. «Гарсиласо!» – мелькнуло в ее голове.