Выйдя за ворота дворца Эгмонтов, вдова Ромеро дошла до улицы Мясников и, рухнув без сознания, более уже не пришла в себя.

Хосуэ обвинил в смерти матери всех смертных, Бога и Дьявола. Своей вины признать он не пожелал даже перед лицом собственной совести.

Следующие события были столь стремительны, что юный Ромеро-и-Гелре счел их божественным знаком, напрочь позабыв о горе. Не успел он покинуть страну, как в Брюссель, где имел несчастие родиться и вырасти, донеслась весть о прибытии Альбы – полководца, коему служил отец. Хосуэ считал герцога достойнейшим из военачальников, и вот уже который год мечтал не прозябать в Нидерландах, разгоняя отряды мятежников, а воевать под его знаменами. Первой мыслью, что возникла у юного Ромеро после смерти матери – вернуться в Мадрид и найти генерала. Но искать того не пришлось, генерал сам нашел Ромеро.

Герцог был крайне рад принять в свои ряды сына одного из лучших капитанов, тем паче, что это послужило бы хорошим примером для тех восставших, в коих еще теплилось желание вернуться под крыло своего государя. Испанский генерал принимал сына испанского капитана, не позабыв тонко намекнуть на его «бунтовскую», фламандскую половину.

– Хорошо известно, – сказал он, – что король не раз выказывал охоту принять своих детей, в каком отчаянном положении ни вернулись блудные сыны.

Фламандские корни юноши продолжали вызывать предубеждения. Но эти предубеждения юный Хосуэ вознамерился затопить лавиной побед, чтобы заткнуть изрыгающие оскорбления пасти и тех, и других. Всю свою предприимчивость и силу вспыльчивого характера он направил на завоевание непокорной и заносчивой Фландрии, и за каждую кампанию тревожился так, словно был самим королем Филиппом.

В следующий же год, зачисленный в отряд под командованием генерала Санчо де Лондоньо, блеснул отвагой в бою при Далеме, где испанская армия разбила трехтысячное войско бежавшего от суда предводителя восставших принца Вильгельма Молчаливого. Альба не стал поощрять юношу повышением в чине, но как опытный и дальновидный военачальник не преминул отметить страстное рвение и высокие способности молодого человека. Герцог приблизил его к себе, и уже через полгода Ромеро сражался в рядах эскадрона легкой кавалерии под началом сына Альбы – дона Фадрике де Толедо.

После победного сражения у реки Геты, в конце октября 1568 года, Ромеро был назначен капитаном на место убитого маркиза д'Эльмареса. Предстала задача доказать заслуженность звания, кое жаловали столь скоро. И Хосуэ не преминул это сделать.

Во время тяжелой осады Монса Ромеро избавил город от готовых вторгнуться войск принца – прибывшее подкрепление расположились лагерем неподалеку, в деревни Герменьи, с намерением утром совершить нападение. Отрицательный исход будущего сражения мог бы подрубить на корню все последующие победы Альбы. Ромеро выиграл осаду с блеском. И после одни прозвали его дьяволом, другие – олицетворением безумной отваги, а третьи, подхватив испуганный возглас какого-то мальчишки из лагеря принца, – Призраком Монса.

Ромеро предложил дону Фадрике собрать отряд из лучших стрелков и подобно легендарному Тамерлану, освободившего Стамбул от Баязета Молниеносного, создать иллюзию нападения всей армии и атаковать ночью, захватив вражеский лагерь врасплох.

Получив согласие, капитан возглавил сей отряд, вооруженный мушкетами. И заставил бежать армию Молчаливого до самого Нивеля прежде, чем последняя разобрала численность напавших, их оказалось-то всего триста душ.

Альба одобрил сие мероприятие, не удержавшись от восхищенной похвалы, ибо никогда прежде не удавалось избавиться от целой вражеской армии без единой потери. Честолюбие Ромеро было удовлетворено лишь отчасти. Он бросился пополнять список побед испанской армии с еще большим воодушевлением и страстью, по-прежнему желая утолить гнетущую обиду, нанесенную фламандским родственником, а испанцев заставить вспомнить к какому славному воинскому роду он принадлежит. Герцог, дабы проверить искренность намерений молодого человека, однажды предложил ему остаться командиром гарнизона какого-нибудь из завоеванных городов. Но Хосуэ наотрез отказался, и устремился на север вслед за своим генералом – доном Фадрике.

Армия сына Альбы оставляла за собой руины вместо некогда цветущих городов.

У Гарлема (города, который Ромеро несколько раз посещал в детстве с матерью) пришлось столкнуться с чрезмерно до болезненности самолюбивым противником – адмиралом, бароном де Люме, графом де Ламарк, о коем шла слава бездушного головореза с неистовым нравом дикаря. Противником барон был под стать спесивому Ромеро, всегда желавшему потягаться с подобными гигантами. Под предводительством этого человека, что уже добрый десяток лет возглавлял флот морских гёзов, Вильгельм Оранский двинул четырехтысячный отряд для освобождения города. А дон Фадрике, призванный своим отцом «взять город или умереть», ибо осада длилась уже несколько месяцев, навстречу направил своего самого отважного и сметливого из капитанов – Ромеро с числом конного отряда всего в несколько сотен, с надеждой, что тот вновь сотворит чудо, как во время осады Монса.

Сын Альбы был в отчаянии: чертов принц нищих вновь собрал несколько тысяч наемников, а армия наместника таяла на глазах, вынужденная рассеяться по всем Провинциям и вести бои и на море, и на суше. Как, должно быть, хороши дела этих фландрийских менял на море, коли они оставили флот без своего адмирала и направили его сюда, к Гарлему!

Ромеро со своим ничтожно малым отрядом уже приготовился к гибели, когда решение подсказал коварный ландшафт окрестностей города. Справа распростерлось широкое озеро, а слева – болота, похожие на зеленые, сочные луга…

Воодушевленный спасительной мыслью, Ромеро велел солдатам занять место на узеньком перешейке меж озером и топями. Он сам разведал местность, несколько часов кряду отстукивая почву прикладом аркебузы и проверяя прочны ли здесь узенькие тропинки, соединяющие город с селениями.

Появление полков адмирала отряд Хосуэ встретил мощным залпом аркебуз и мушкетов. Гёзы, позабыв или, быть может, не зная вовсе, о том, что находятся на болоте, понеслись на неподвижно стоявших испанских солдат с бешеной опрометью, и тотчас канули под зеленый ковер зыбкого пространства. Когда Люме заметил, куда заманили их неприятельские стрелки, было уже поздно – половина армии Оранского наполняла легкие голландской тиной.