– Проклятье! – кричал адмирал, едва сдерживая ярость и тем не менее весьма осторожно пробираясь узкими, но твердыми тропинками к коннице Ромеро. – Я растерзаю тебя, щенок, голыми руками!

– Никто сюда не тянул вас за уши, – хохотал капитан. – Как же вы плохо знаете свои земли, сеньор адмирал.

– Не называй меня сеньором, щенок! И откуда это испанец так хорошо знает окрестности… этого… проклятье… осторожнее там, левее… Дьявол!.. Ну, куда прешь, дубина?.. знает окрестности этого города?

– Моя мать – фламандка, и я мальчишкой прожил здесь три лучших года, – с горечью прокричал ему Ромеро, впервые вдруг почувствовав укол совести при воспоминании о добродушном и гостеприимном Гарлеме, где жили две сестры матери.

– Ах, вот оно как! Ну, стало быть, именно Гарлем и станет твоей могилой, ублюдок, опозоривший славное имя графов Гельдернских. Опозорив своим появлением на свет имя Гелре, ты опозорил и имя Ламарк. Известно ли тебе это?

– Конечно, мне известно, – не меняя тона и не обратив и толики внимания на оскорбление. – Я знаю геральдику графов Гельдернских. Ламарки лишь младшая ветвь нашего рода. Бой решит, чье происхождение выше.

Сражение было ожесточенным, с огромным количеством потерь, но Ромеро наголову разбил остатки армии Люме. Мало того, даровал ему и сотне пленных жизнь и свободу, вместо того, чтобы сдать дону Фадрике или потребовать выкуп. Освобожденный Люме расценил этот жест как насмешку, но все ж не преминул случаем воспользоваться дарованной жизнью, и дал деру, пророчески крикнув на ходу:

– Когда-нибудь мы сочтемся, щенок. Клянусь, это последняя твоя победа!

– Я обещаю ходатайствовать перед своим господином за жителей несчастного Гарлема, – ответил, беззлобно улыбнувшись, Ромеро.

Ромеро сдержал слово.

Когда дон Фадрике увидел возвращающегося капитана, изумлению не было предела, и в сердцах он крикнул, что за столь славную победу готов исполнить любую просьбу Ромеро. Тот просил пощадить город. Но солдаты восприняли его просьбу с яростным недовольством, вновь припомнив его «грязное» происхождение.

– Кровь брюссельки в нем опять подала голос!

– А может он и не разбил солдат Люме, а те поджидают нас за озером?

– Это не чудо – несколько сотен против нескольких тысяч, – это колдовство.

– Да уж, там, у Монса можно было еще назвать сию удачу волей случая. Но отбить самого Люме!.. Это дьявольщина, не иначе!

Ромеро выслушал товарищей, терпеливо стиснув зубы. Дон Фадрике разогнал недовольных, а Ромеро пообещал, что жителям предъявят лишь выкуп.

Но когда армия сына наместника въехала в город, солдаты рассыпались по многочисленным улицам и принялись грабить дома, не дождавшись приказа генерала. Дон Фадрике лишь пожал плечами, ибо идти против воли остававшихся без жалования более полугода, было явным безумием. Столь яростный поток невозможно было удержать ни одной плотиной, даже именуемой Альбой.

Слова Люме оказались пророчеством. Победа у гарлемского озера стала последней победой Ромеро. Что-то произошло с тех пор, что-то надломилось меж ним и его товарищами. Ему перестали доверять. А, быть может, тому виной внезапный недавний стыд за чрезмерную озлобленность, что он привез с собой из Алькалы; быть может, стоило лишь испытать угрызения совести, как тотчас удача отвернулась. Достаточно было пропустить луч сомнения в душу, как убежденность в собственной правоте принялась разлагаться, и дьявол уже не имел полномочий покровительствовать…

С тех пор каждый поход Ромеро терпел поражение.

Алкмар, где он трижды шел на стены города, и трижды терял своих людей в ледяной воде и подо льдом.

У Амстердама, когда гёзы, воспользовавшись примером Ромеро, вернули ему «Призрак Монса», разбили остатки его отряда, трусливо отступавшего от Алкмара ночью. Ромеро предстал перед Альбой один и едва не был казнен за непростительную ошибку. Генерал простил молодого капитана, доверил ему приступ Польдерварта. Но и Польдерварт Ромеро отстоять не смог. Взирая на солдат, после неудачной атаки спасающихся бегством, от стыда и отчаяния едва не лишил себя жизни. Один из его лейтенантов – шевалье де Ламот – прошедший вместе с ним весь путь от Далема до Лейдена, выстрелил в руку капитана, прежде чем тот успел бы всадить клинок меж ребер.

К двадцати четырем годам удача, казалось, и вовсе отвернулась от Ромеро, а судьба продолжала наносить удар за ударом. Внезапное низложение Альбы и возведение на его место герцога Луиса де Рекесенса-и-Суньига, победителя при Лепанто, храброго адмирала, но одного из тех, кто с презрением относился к фламандцам – все это было не в пользу Хосуэ. Тот мгновенно впал в немилость. В конце июля 1574 года, сразу после падения Польдерварта, под предлогом расположения и заботы о пошатнувшемся здоровье капитана, наместник сослал ее в Монс и назначил командиром гарнизона, как когда-то в шутку предлагал Альба.