В отличие от своей дочери Ольга нарядилась в яркий вышитый славянскими узорами шушун, узкий и сильно расклешенный в подоле. Он не стесняясь подчеркивал все еще стройную фигуру боярыни, но и предательски указывал на расплывшееся тело супруга. Петр облачился в простой, видимо повседневный кафтан в котором он выезжал в город.

– А что ты, Тимофей Андреевич, скажешь о Туле? Ты впервые у нас?
– спросила Ольга, почувствовав неловкость гостя после ответа дочери.

– Впервые, матушка...

– Понравился город?

– Трудно сказать, любезная Ольга Фридриховна. Я ведь только сегодня приехал и сразу к вам. Не было у меня еще времени походить по городу.

– Но кремль то наш ты видел?

– Да, кремль мне по нраву пришелся.

– А еще надо попросить Ивана Васильевича чтоб он сводил тебя на нашу башню. С нее открывается чудесный вид на окрест, на Упу, на слободки. В ясную погоду дух захватывает от красоты, что предстает взору!

– Непременно! Непременно, матушка, свожу!
– моментально отозвался воевода.

– Сударь, а что в Москве жизнь веселая?
– довольно серьезно спросила Софья, опять вызывающе посмотрев прямо в глаза Романцеву.

– Так, как знать, сударыня. Кому веселая, а кому тяжелая..., - он постарался выдержать ее взгляд и не отвести опять глаза.

– Ну, а как там отмечают праздники?

– Ну, наверное, как и везде.... Впрочем, смотря кто. Вот некоторые ходют в немецкую слободу, что на Яузе, в самом сердце белокаменной. Там употребляют хмельные напитки, участвуют в увеселениях, жгут хфеерверки. Баламутят, пляшут. Устраивают медвежьи потехи. Часто скоморохи собирают толпы люда посадского. Им так нравиться. Еще одно новшество появляется в некоторых московских домах - приглашают скоморохов разыгрывать потехи у себя дома. И знаете ли пользуется такое времяпровождение большим успехом.... А другие проводят всю жизнь в доме, в хозяйстве, в молитвах и постах, они называют все эти веселья позорами...

– Ты случаем не из последних?
– ехидно спросила девица.

– Софья!
– осек отец свою любимую дчерь.

– Что, батюшка?

– Не докучай гостю!

– Простите..., - Софья смиренно потупила взор, но Тимофей почувствовал наигранность в ее реакции на слова отца. Она все делала вроде бы в рамках приличия, но отчего-то Тимофею казалось, что она смеется над устоями и нравами семьи.

– Я редко бываю в Москве и на праздники тоже. А если такое случается, то хожу на потехи, что устраиваются у стен кремля, - улыбнулся гость, сделав вид, что он не обратил внимание на слова Василия Ивановича.

– А с друзьями вы встречаетесь?

– У меня, к моему разочарованию, нет друзей или их очень мало, - пожал плечами Тимофей, причем он сказал правду.

– Как же так?!
– воскликнула Софья, удивленная этаким признанием. Она искренне не могла понять, как человек может быть одиноким. У нее завсегда были подружки, коих она не считала, а от женихов и вовсе отбоя не было, с ними-то уже разбирался отец и брат. Друзья были и у брата. Хотя их дружба зиждилась больше на преклонении перед положением отца.

– Знаете ли, служба моя не прибавляет мне друзей. Я много езжу, ну и по долгу службы должен не иметь близких сношений, поскольку это чревато пагубными последствиями.

– Да... тяжело тебе живется...
– Софья впервые казалась искренней.

– Привык...

– Ну а супруга твоя, чем занимается?

– Прошу прощения, но у меня нет супруги...

– Как?! Ты такой видный человек, и в таком возрасте уже пора обзавестись семьей!

– Пора, - вздохнул Тимофей, - да вот не встретил я свою единственную.

– Ну, не беда! Встретишь!
– дочь воеводы рассмеялась, словно то, что ее мучало вдруг исчезло.

– Ну, милейший Тимофей Андреевич, - сказал воевода, пытаясь встать из-за стола, - театру у нас в Туле пока нет, а вот шахматы, шашки и зернь у меня имеются! Знакомы ли с этими забавами?

– Да, в Москве во многих домах уже знают толк в таких играх. Играл и знаю правила.

– Не желаешь ли тогда сразиться?

– Свет мой ясный, - возмутилась Ольга, - полно тебе! Гость наш поди еще не накормлен! А ты тащишь его переставлять свои фигурки!

– Ох, матушка! Я совсем не голоден! И места в моем чреве уже не найти! Благодарствую за столь обильное угощение!
– возразил хозяйке Романцев.

– Тогда что ж? Не желаешь ли противоборствовать?
– спросил Морозов.

– Отчего не сразиться?! Изволь. Я завсегда рад раскинуть умом.

– Пойдем, батенька ко мне в горницу. Там нам будет удобно и мешать никто не посмеет!
– выдохнул воевода, встав, наконец, из-за стола.

– Батюшка, разреши пойти с вами!
– взмолилась Софья, как всегда шутливо сложив ладошки, словно она молилась.
– Я буду тихонечко вести себя и не помешаю вашей забаве!