– Хозяйство у меня крепкое, сорок четвертей земли. Семья большая, да и нанимаю порой всяких праздно скитающихся людишек, что по осени ищут где б на хлеб насущный заработать. Но, беглых - никогда!
– поправился старик.
– Так вот собрал я урожай и надобно было кое-что продать. Вот и поехал в начале октября по торговым делам в Кузнецкой слободе, взял младшого сына Андрейку, женку евойную, а остальные дома остались. Подъехали мы к обедне и зараз на торговую площадь. А там значит народу собралось тьма! Такого я ешо не видывал. Значится посередке на телеге стоит в кафтане сотника стрелецкого человек и ведет крамольные речи. Призывает значит люд к тому, чтоб поднималися все супротив воеводы тульского, значится боярина Морозова. А народ не расходится и внемлет его речам. Правда больше среди того люда было холопов помещичьих, да церковных и черносошных.

– А что он говорил-то? Только осторожней, отец, вспомни дословно! Не приукрась и не доскажи! Ибо так закон государев велит!
– попросил старика Романцев.

– Так, господин хороший, дословно не смочь мне. Стар я память ужо не та. Боюсь не смогу сказать точно, что он там глаголил.

– Не пиши!
– приказал Тимофей дьячку и тот, отложив перо в сторону, стал смотреть на допрашиваемого старика.

– Ладно, говори, что помнишь!
– предложил обыщик.

– Так и помню я мало что. Не запоминал особо. Могу токмо сказать, что речи вел острые, называл воеводу нашего и вором, и разбойником, что грабит народ православный и все тащит в свои закрома.

– Ну, а что предлагал-то?

– Предлагал приходить к нему, что мол под его защитой будут, что поведет на правое дело...

– А людишки те чего?

– А чего! Кто соглашался, кто плевался и уходил. По-разному было. Мы-то тоже не остались слушать, не распрягая кобылку, так и уехали восвояси, не продав ничего. Потом уж поехали в Петровскую, там и продали все.

– А что за сотник-то был? Знаком тебе?

– Не! Я его не ведал ранее.

– Ну, а людишки что-нить говорили в толпе, кто это был?

– Да вроде кто-то обмолвился, что-то был некто Шеин...вроде, а може и не он. Не могу навет делать, прости, батюшка...

– А коли поймаем, узнать сможешь?

– Да поди смогу, чай не ослеп ешо...

– Ладно, отец, ступай с богом. Да смотри не болтай ни о чем!

– Что ж я не понимаю! Государево дело!
– старик поклонился и, нахлобучив шапку на голову, вышел из избы на ночной холод.

– Ну, что, Тимофей Андреевич, следующего будем расспрашивать, али отдохнуть желаешь?
– спросил обыщика губной староста, зевая и крестя свой рот.
– Может до утра отложишь? Поди с дороги, не отдохнувши и сразу в губную избу. Ведь за ночь ничего не измениться, и все изветчики никуда не пропадут.

– Я бы соснул немного, но государево дело не может ждать, любезный Филипп Николаевич! Надобно не жалея живота трудиться! Ведь крамольники не спят и уготавливают разбой и воровство.

– Не изволь сердится, батюшка, - спохватился староста, пожалев о своем предложении.

ГЛАВА 8.

Архип Осипов оказался человеком живым, хитроватым и даже в большей степени ушлым, впрочем, настоящий управляющий и должен быть таковым. Управляя большим хозяйством невозможно оставаться честным и прямым, оно, это хозяйство, требует от человека изворотливости и большого ума и где-то даже нечистоплотности. Все эти качества присутствовали в характере Архипа с избытком. Внешне же он казался совсем другим. Аккуратная русая борода и закрученные кверху усы придавали его внешности благовидность и некоторую благородность. Роста он был среднего, а телосложения некрупного, обычный средний мужичок.

Он встретил ночных гостей в своей деловой светелке, сидящим за столом, заваленным бумагами и амбарными книгами. По его бодрому виду невозможно было даже предположить, что до появления гостей Архип Иванов сын крепко и сладко спал. Когда его разбудил служка, Архип еще долго не мог прийти в себя, не понимая спросонья, зачем ему вставать среди ночи. Но прислуживающий ему человек напомнил, что хозяин велел принять боярского сына в любое время.

С помощью все того же холопа управляющий облачился в повседневные одежды, намочил лицо холодной водой, вытер его рукавом кафтана, пригладил мокрые волосы ладонями и поспешил в присутственное место железоделательного завода.

– Доброй ночи, судари!
– приветствовал гостей Архип, слегка приподнимаясь со своего места, подчеркивая тем самым, что он и уважает их, но и знает себе цену.
– Чем обязан такому позднему разговору?

– Здравствуй Архип Иванович, - поздоровался Акиня Петрович за всех вошедших с ним, и за Адама Киселя, и за Семена Капусту. Только его верный пес Никифор остался во дворе с лошадьми.

– Устраивайтесь поудобнее, - предложил Архип, указывая на дубовую лавку, стоящую по другую сторону стола.

Гости подошли к столу и уселись напротив управляющего. Лях и черкашин молчали, а заговорил вновь Акиня.

– Вели мы беседы с товарищами твоего хозяина Андрея Денисова сына. И дано нам было им соизволение выслушать нас через тебя, Архип Иванович.

– То ведомо мне, слушаю вас, - кивнул головой управляющий.

– Надобно нам пищалей, да мушкетов, да пистолей кремниевых вашего завода.

– Делаем мы онное, сколько надобно?
– кивнул головой Архип.

– Мммм... десять сотен...