Шрифт:
Артем проснулся оттого, что рядом чуть слышно плакала Катя. Он открыл глаза, начал было разевать пасть, чтобы привычно зевнуть, но вдруг понял, что рядом плачет Катерина, и пасть закрыл. Открыл чуть погодя, для другого:
— Ты что, Катя?
Катерина обернулась к нему, пододеяльником промокнула слезы, спросила:
— Который час?
Он на столике со своей стороны нащупал часы, глянул:
— Полдевятого.
— Вечера? Утра?
Артем моргнул, тупо глядя на электрический свет. Сообразил:
— Утра.
— Валентин улетит через сорок минут, — сказала Катерина.
— Если все в порядке, — уточнил Артем.
— У Валентина всегда все в порядке, — Катерина опять заплакала. — На могу, не могу!
— Что не можешь, милая? — как у маленькой спросил Артем.
— В подполе этом больше не могу! — кричала она. — Без солнца не могу! Беспрерывно на кровати валяться не могу!
— Что ж делать, Катя? Потерпеть надо.
— И трахаться здесь с тобой не могу! Все надоело.
— Я с Александром и Глебом поговорю. Может, придумаем что…
— Вы придумаете! — Катерина снова утерла слезы и пошла подмываться.
Александр стоял в зале отлета Шереметьевского аэропорта и смотрел вверх. Долго смотрел туда, где обычно появляются те, кто прошел таможенный досмотр. Отвлекся на несколько секунд — для расслабки — глянуть на сексопильно-подвижную задницу роскошной негритянки, и когда вновь поднял глаза, увидел Валентина, взиравшего на него сверху вниз. В прямом смысле. Встретились взглядами. Валентин прижал руку к левой стороне груди, но не к сердцу, к футляру с камушками, который лежал во внутреннем кармане. Александр кивнул и пошел к эскалатору.
Он спустился вниз и вышел к автомобильной стоянке. В машинном завале разыскал свою «Волгу», в которой его ждал Глеб.
Александр сел за руль, посидел, закрыв глаза, вдруг резко наклонился и лбом надавил клаксон. «Волга» рявкнула.
— Улетел? — спросил Глеб.
— Ага, — подтвердил Александр и открыл глаза. — Крутой паренек. Я трясся как заячий хвост, а ему хоть бы хны.
— Его бояться надо, Александр.
— А я и боюсь. Только он меня боится еще больше, — Александр включил зажигание. — Встряхнуться бы, Глебушка, не мешало.
— Тогда в берлогу, — предложил Глеб.
«Волга» выкарабкалась из завала и покатила к Москве.
Вот она, встряска! Все трое уже были тепленькие. Кричал Вилли Токарев, что он маленький такой, но его не слушали. Глеб и Артем внимали разглагольствованиям Александра:
— Я же был полный лох, когда в дело входил. Думал, что стал самостоятельно ворочать финансами, а на самом деле шестерил на Арончика. Фабрика-то моя была всего-навсего самым большим филиалом его концерна. Но спасибо ему, еще до своего отъезда он промыл мне глазки и кое-какие концы передал. Ах, Арончик, Арончик! Вот голова! Все его были: и министерство, и городские руководители, и милиция.
— А теперь это все твое? — спросил Глеб.
— Было до недавнего времени. К сегодняшнему дню я все свое хозяйство передал.
— За бесплатно? — удивился поддатый Артем. Трезвый бы зря не удивлялся.
— Темочка, дурачок, а полтора миллиона откуда?
— Ты бы не хвастался, Александр, — посоветовал Глеб.
— А чего бояться? Я все ликвидировал и все переправил. Рассчитаюсь с вами, и конец всему. Даже эту берлогу продал, с первого августа она не моя.
— Вот этого и надо бояться. Ты — голенький. Здесь у тебя ни капиталов, ни команды. Один Леша. Бери тебя за рупь за двадцать.
Хотел было ответить Александр, но увидел Катерину, вышедшую из спальни. Спросил трезвым вдруг голосом:
— Ты куда, Катя?
— Помочиться, — с древнеримской прямотой и краткостью, которая сестра таланта, ответила Катерина и исчезла за дверью помещения, где это можно произвести. Артем дернулся, Глеб сделал вид, что не слышал, Александр хихикнул и приказал:
— Сдавай, — посмотрел, как разливает Глеб, взял свою рюмку и продолжил: — А вам, птенчики, советую: набейте бабок как следует, в валюту переведите и за бугор.
Выпили и закусили. Миногой. Минога была — хорошая закусь. Александр выпил с удовольствием, закусил тщательно и отметил вторичное появление Катерины в гостиной гостеприимным приглашением:
— Присаживайся к нам, Катя.
— Я с тобой на одном поле и срать не сяду, — спокойно, как о давно решенном, объявила Катерина, но из комнаты не ушла. Включила телевизор, устроилась в отдалении. Тоскливо в спальне-то. В телевизоре возник Егор Лигачев. Он стоял на трибуне и рассказывал о неимоверных социалистических ценностях, завоеванных за семьдесят лет неусыпными стараниями КПСС.