— Сдавай, — в очередной раз предложил Александр.

Глеб сдал. Выпили. Александр откинулся в кресле и приступил к повествованию:

— Курву эту я в восьмидесятом году подобрал. Отмыл для начала, приодел, карантин выдержал: дамочка-то по рукам ходила, но уж потом, естественно, в койку свою допустил. Пять лет она у меня прожила. Я правильно излагаю, Кэт? — но Катерина слушала Егора Кузьмича, Александру же внимали Глеб и Артем. Для них и продолжил: — В работе, братцы, она хороша! Все умеет! Уж что я с ней не выделывал, уж что я с ней не вытворял!

Катерине надоело слушать Лигачева. Она выключила телевизор, выпросталась из кресла, зевнула абсолютно естественно, глянула на мужскую компанию и сообщила ей: — Пиписка-то во, — и на указательном пальце большим отмерила длину пиписки — в одну фалангу. — А разговору, разговору!

И удалилась в спальню. Александр вскинулся, желая ядовито ответить, но что сказать не нашел, только пробормотал беспомощное: «Зараза!»

Глеб по обыкновению посоветовал:

— Ты бы с ней не связывался.

— Сдавай, — в который раз приказал Александр.

Глеб сдал. Выпили. Уже не тепленькие — сильно забалдевшие.

Артем решился:

— Она сбесится здесь, Александр.

— Ну и пусть бесится, — Александр мутно посмотрел на Артема и губошлепно улыбнулся.

— Не бесится, а сбесится, — поправил Артем. — И всех перекусает. Тебя первого.

— Перекусает! — передразнил его Александр. — Я ей зубы-то враз вырву!

— Он прав, Александр, — поддержал Артема Глеб. — Тебе с Валентином еще дело иметь.

— Что ты предлагаешь? — спросил Александр у Артема.

— На дачу ее отправить. Пусть на травке попрыгает, успокоится.

— А сбежит?

— У меня не сбежит.

— Что ж, вези ее на дачу, — разрешил Александр и вдруг оживился. Осенило. — А я здесь в берлоге небольной разворот с дамочками устрою. Только учти, Артем, если что…

— Учту. Учту, — быстро согласился Артем.

Глеб раскрутил на стеклянной поверхности стола нож с серебряной ручкой, глядя на то, как крутится нож, сказал:

— Тяжелая жизнь у тебя будет, Тема.

Она, подлая баба, все умела. И в настольный теннис играла прекрасно. Артем еле отбивался: жесткие крученые удары следовали в его часть стола беспощадно и точно, как из катапульты.

Зеленый стол стоял под зеленым раскидистым вязом. Зеленая листва шелестела под ветром, играя зыбкой ноздреватой тенью на столе: на обнаженном до трусов коричневом Артеме, на белоснежной — в белой майке, в белых шортах — Катерине.

Артем не отбился. Последний удар последовал в угол, противоположный тому, рядом с которым он ожидал мяч.

— И так будет всегда. Только победа, — возгласила Катерина, бросила ракетку на стол, обеими руками поправила волосы и вспомнила ехидно: — А еще спортсмен!

— Какой это спорт! — обиделся Артем.

— Тем более что ты не спортсмен, а супермен, — догадалась Катерина и, не стесняясь, на ходу стянула с себя майку. — Я в душик!

Она поставила под регулируемый дождик лицо и так стояла долго. Вода исчезала в волосах, катилась по плечам, бежала меж грудей. Она открыла глаза и стала ртом ловить верткие струйки.

Катерина вышла из душа, небрежно прикрываясь полотенцем. Артем ждал ее, взял за плечи, заглянул в глаза.

— Помойся, Тема, — порекомендовала она.

…Они лежали в знакомом мезонине на тахте, уже отдыхая после всего. Катерина рассматривала желтое дерево ломаных стен и потолка, а Артем — ее. И опять где-то там катились по небу облака, а здесь на стене то возникал, то убегал жесткий ослепляющий свет. Катерина приподнялась, разыскала майку, влезла в нее.

— Не могу быть в дому, — призналась она. — Пошли на волю.

— Клаустрофобия. Боязнь замкнутого пространства, — определил ее болезнь Артем.

— Чего-чего? — изумилась она. — Ты же образованный, Тема!

— В Афгане со многими такое случалось.

Она натянула трусики и, гордясь стройными ногами, пошла к дверям. Босыми ступнями ощущая приятную колкость песчаной дорожки, а потом неописуемую нежность травы, Катерина вышла на середину лужайки, попыталась глянуть на солнце, ослепило на мгновенье, и мягко пала на землю. Она лежала на спине и невнятно шептала что-то. Подошел Артем, прилег рядом на бочок. Попытался молчать, но не выдержал: