Утробные голоса волков напомнили Никодимусу о тех днях, когда, прихватив пятнадцать своих лучших учеников, он покинул долину Небесного древа. Стараниями Амади Океке — их агента в Астрофеле — удалось выяснить, что Тайфон выбрал в качестве нового оплота Авил. Переход через саванну превратился в сорокадневное сражение с изнуряющей жарой в светлое время суток и ликантропами по ночам. Пятеро из учеников погибли в пути. Дальше предстояло действовать не силой, а хитростью: внедряться в город, заводить дружбу с каниками, вести подпольную войну с Тайфоном…

Из воспоминаний Никодимус вынырнул на коротком глинистом берегу. Впереди поблескивала укромная бухточка покрытого рябью водохранилища, припорошенного отражениями звезд. На западе собирались тучи.

Кобольды, пробежавшись вдоль берега, отыскали два спрятанных в траве ялика. В один Изгарь, Шлак и Кремень затащили Жилу, в другой Яш перенес магистра Шеннона, а сам уселся на носу. Никодимус, столкнув второй ялик в воду, прыгнул внутрь и пристроился на кормовой банке. Они с Яшем дружно закрепили длинные весла в уключинах.

Через считанные минуты оба ялика споро двигались против ветра. Других лодок поблизости не наблюдалось. Плавучие поселки мигрировали далеко в протоки — рыбачить на мелководье. Полчаса спустя отряд уже выгреб на большую воду.

Гребля на озерном ялике на пару с кобольдом требовала большой сноровки. За счет роста и длины рук гребок у Никодимуса получался длиннее, но мускулистый кобольд налегал на весла с нечеловеческой силой. Не одна неделя тренировок ушла на то, чтобы Никодимус с учениками приноровились друг к другу и перестали гонять ялик кругами. Еще опаснее было упустить весло, разогнавшись: лопасть резко зарывалась в воду, а рукоять выстреливала вперед, сбрасывая гребца в воду.

При всем доверии Никодимусу кобольды оставались кобольдами — суровыми и замкнутыми, поэтому любая оплошность грозила подорвать его авторитет. Никодимус выверял каждое движение — вытянуть руки, погрузить весло в воду, провести под водой, согнуть руки, вытащить весло, пронести над водой, погрузить, и все сначала. И снова. И снова. Еще и еще.

Шеннон, закутанный в плащ, сидел на корме с Азурой на коленях. Когда дождь зарядил в полную силу, Никодимус остановился ненадолго и наколдовал старику тент на хтоническом языке. А потом, снова взявшись за весла, пересказал услышанное от Франчески про Вивиан и Лотанну. Заодно упомянул непривычно лучезарный пратекст.

— Ты уверен, что это праязык? — усомнился Шеннон.

— Рядом с ней меня бросает в жар, словно от синестетической реакции.

— То есть ты краснеешь.

— Нет, по-другому. Сам не пойму.

Шеннон задумался.

— Кем бы ни была Франческа, нам ее послала Дейдре. Это значит, у Дейдре есть план.

— Надеюсь.

— Потому что у тебя плана нет, — холодно упрекнул его Шеннон.

Никодимус поморщился, но промолчал.

— А Тайфон отпустил мой призрак, из чего следует, что и демон приводит в действие некий план, — усаживаясь поплотнее, продолжал Шеннон.

— Магистр, ваш призрак… я не имел в виду…

— Ничего страшного.

— Как только мы отвоюем изумруд и я вас исцелю, вы напишете новый дух, который…

— Мы это уже обсуждали. — Шеннон прокашлялся. — Приспешники твоей сестры, Лотанну и Вивиан, знают о Саванном Скитальце?

— Похоже, что знают. То есть скоро они его найдут — или он их. Время поджимает.

— Время начало поджимать, еще когда мы вышли из долины Небесного древа.

Никодимус постарался скрыть охватившую его тревогу.

— Магистр, перестаньте твердить, что мы вышли из долины до срока. Я не мог сидеть сложа руки и смотреть, как вы умираете.

Старик помолчал.

— Теперь тебе все равно предстоит это увидеть.

— Магистр! Как только мы получим изумруд…

— Давай оставим этот бесконечный спор. Главное — что делать сейчас.

Никодимус поудобнее ухватился за весла.

— А какие могут быть варианты, кроме как переночевать в лагере и вернуться в город вечером, чтобы встретиться с Франческой?

— Согласно плану Дейдре? — угрюмо сдвинул брови Шеннон. — Будем искать пресловутого второго дракона?

— Если у вас нет идей получше.

Дождь постепенно стихал.

— А что все-таки думает Дейдре?

— Можно спросить Боанн, — предложил Никодимус.

— Спросим. Но хотелось бы выяснить, что еще такого особенного во Франческе, помимо лучезарного пратекста.

— Доподлинно известно, что яда у нее на языке на целый серпентарий хватит.

— Это точно, — усмехнулся Шеннон.