Шрифт:
«Что ж, шляхтич, ты сам того хотел, — пронеслась у него в голове шальная мысль, — уж не взыщи за побитую рожу!»
С яростным воем Флориан ударил. Дмитрий поднял над собой клинок, и сталь зазвенела о сталь. Второй удар поляка тоже не достиг цели. Оглушенный булавой, он был недостаточно силен и ловок, чтобы противостоять московиту. Шляхтича мутило, перед глазами у него плыли цветные круги.
Сделав неверный выпад, он потерял равновесие, и боярин встречным движением выбил саблю из его руки. Флориан бросился на врага с голыми руками, но удар кулаком в скулу поверг его навзничь. Бутурлин опустил клинок.
— Ну, что же ты остановился, варвар?! — исступленно выкрикнул Флориан, — убей меня, заруби! Тебе ведь хочется это сделать, так не сдерживай себя! Пока я жив, я всегда буду стоять на твоем пути!
— На пути к чему? — вопросил Бутурлин, с холодной яростью глядя в широко открытые, безумные глаза Флориана. — К убийце Корибута, который по твоей милости вот-вот скроется в Ливонии, откуда его уже никакими силами не достать?
Я-то, грешным делом, думал, что ты и твой дядя вредите мне из неприязни к Москве, а вы, как видно, с Волкичем заодно! То, что ты нынче делаешь, на руку лишь ему да тем силам, что стоят у него за спиной. Врагам не только Москвы, но и вашей Унии! Хоть это ты понимаешь?
Ненавидь меня, сколько душе угодно, но подумай о княжне Эвелине. Как ты будешь смотреть ей в глаза, если за время, что ты у меня отнял, убийца ее отца минует кордон и навсегда уйдет, от возмездия?!
Флориан дрогнул. Ревность и ненависть к московиту сыграли с ним, злую шутку, лишив на время способности трезво мыслить. С того мгновения, как он обрушил топор на щит московита, им владело лишь яростное желание расправиться с соперником, и он бился, как одержимый, не думая о последствиях.
Но при звуке имени Эвелины кровавая пелена спала с глаз шляхтича и на место ярости пришли страх и горький стыд.
Страх от того, что он мог потерять дружбу княжны, убив или ранив, Бутурлина, стыд от того, что, поддавшись чувствам, забыл о деле куда более важном, чем его личная ссора с московитом.
— Что ж, ты прав, боярин, — произнес он, с трудом поднимаясь на подгибающиеся, непослушные ноги, — сейчас не время для спора. Тем паче теперь, когда ты обвинил меня в пособничестве Волкичу! Но я знаю, как опровергнуть твои слова. Когда я приведу татя на аркане в Самбор, все узрят истину!
Флориан поднял с земли свое оружие, шатаясь, добрел до лошади, тяжело и неловко взгромоздился в высокое боевое седло.
— Послушай, шляхтич, не дури! — попытался отрезвить его Дмитрий. — Тебе сейчас не взять Волка, только голову зря сложишь!
— Что тебе до моей головы? — горько усмехнулся, обернувшись в седле, Флориан. — Уж кому-кому, а тебе меньше всех стоит заботиться о ее целости!
Он махнул рукой своим подчиненным, приказывая следовать за собой, дал шпоры коню и, покачиваясь в седле, поскакал по следам Волкича.
— Ох, уж эти мне «благородные»! — причмокнул языком Газда, глядя вслед удаляющимся полякам. — Ты гляди, чего лях вытворяет! Ужели в нем так сильна жажда славы, что он готов даже с ушибленной башкой гнаться за Волком?!
— Нет, брат Газда, — грустно вздохнул старый Тур, видящий и понимающий больше, чем его молодые спутники, — это не жажда славы, это — жажда смерти! Ты его глаза видел?
— Его нужно догнать! — бросил спутникам, поднимаясь в седло, Бутурлин. — Если он погибнет, грех ляжет на мою душу!
— А если не погибнет — ляжет на наши! — криво усмехнулся Чуприна. — Ты, видно забыл, боярин, что оный шляхтич нам ворог, как и все прочие паны…
— Что ж, значит, дальше я поеду один! — твердо произнес Дмитрий.
— Решил от нас отделаться, москаль? — хитро осклабился Газда. — Ан не выйдет! Раз уж мы тебе присягали, придется потерпеть какое-то время нашу братию!
— Было бы о чем спорить, — укоризненно покачал головой Тур, — забота нынче и у нас, и у шляхтича одна — изловить Волка. Так что, хотим мы того или нет, нам все одно придется догонять обоих…
— Тогда все за мной! — коротко приказал Бутурлин.
ГЛАВА № 35
Боярин Волкич привстал в стременах, настороженно озираясь по сторонам. Земли, где можно было встретить конные разъезды Унии, остались далеко позади, но колкое, тревожное чувство опасности не отпускало беглеца, заставляя его то и дело оглядываться в сторону, откуда он шел.
Ему хотелось, как можно скорее преодолеть пустошь, отделявшую владения Унии от спасительных ливонских берегов. Но утомленные долгим ночным переходом кони плелись еле-еле, увязая в глубоком снегу, и ни шпоры, ни плеть не прибавляли им резвости.