Беглого татя утешало лишь то, что большая часть пути уже пройдена. До моря — рукой подать, а когда он с подручными ступит на прибрежную полосу, где волны, накатываясь на берег, слизали снег, лошади пойдут быстрее.

Волкич уже видел издали темную громаду ливонского пограничного замка, чьи угловатые очертания напоминали окрестным народам о былой мощи Орденских Владык.

Золотые дни Ордена давно миновали, но за крепостными стенами и под темными сводами башен все еще тлел злой и воинственный дух немецкого рыцарства, ждавшего отмщения за проигранные битвы. Все так же гордо трепетал на ветру едва различимый издали стяг покорителей Балтии, белый со скрещенными алыми мечами…

Близость немецкой крепости внушала Волкичу уверенность в удачном завершении пути, но тревога, угнездившаяся в его темной душе, по-прежнему не покидала татя. Время от времени Волкич опасливо поглядывал на своих спутников, отравленных им еще на последней стоянке. Он пытался уловить миг, когда яд начнет действовать, но ни Ворона, ни хмурый, бородатый Вепрь не выказывали недомогания, и это не на шутку беспокоило убийцу.

Если яд негоден, значит, те, кого он оставил умирать в деревеньке бортников, тоже останутся живы. А раз так, то, попав в руки Воеводы, они поведают о том, как Волкич своими руками зарубил Корибута и как на заставу к нему приезжал чужеземец с немецким выговором и манерами крестоносца.

«Черт! Фон Велль никогда не простит мне такого промаха!.. — билась в сознании Волкича неотступная мысль. — Но разве не сам он привез мне отравленное вино, рассказывал мне о его свойствах? Для чего ему было меня обманывать? Или те, от кого он получил вино, сами его обманули? Если так, то зачем им понадобился сей обман и как теперь Орден поступит со мной?!»

Эти вопросы терзали мозг Волкича, но ни на один из них он не находил ответа. От загнанных внутрь переживаний его стало знобить, он нервно сжимал поводья и все чаще оглядывался по сторонам.

Тревога боярина передалась и его подручным — Ворона и Вепрь время от времени бросали на него настороженные взгляды. Они не понимали причину беспокойства своего атамана, но, зная его крутой нрав, боялись прогневить расспросами, посему разбойничья троица продолжала путь в мрачном молчании.

Чистый звук боевого горна взорвал полуденную морозную тишь, заставив Волкича и его спутников вздрогнуть. Обернувшись в седле, боярин увидел конных, спускающихся с отделявшего берег от равнины холмистого гребня. Сверкающие на солнце латы и шлемы выдавали в них стражников Воеводы.

При виде их первым желанием Волкича было бежать прочь во все лопатки, загоняя обессиленного коня, но разглядев приближающихся воинов, он передумал. Вместо ожидаемой полусотни перед ним была лишь жалкая горстка стражи во главе с племянником Воеводы.

Волкич не ведал, какими судьбами оказался здесь юный шляхтич, но точно знал, что расправится с ним. За то время, что он служил под именем Крушевича на лесной заставе, Флориан не раз устраивал ему строевые смотры, и каждый раз придирки юноши приводили боярина в бешенство.

Его, опытного воина, прошедшего горнило войн и набегов, поучал мальчишка, чья непростительная дерзость зижделась на родстве с Самборским Владыкой. Сколько раз Волкич в бессильной злобе обращался к Силам Тьмы с просьбой выдать ему на расправу заносчивого молокососа! И вот теперь, когда Ад даровал татю возможность поквитаться со шляхтичем, он не намерен был упускать свой шанс.

— Возьмите на себя жолнежей, — процедил Волкич сквозь зубы своим подручным, — воеводский выкормыш — мой!

Он опустил на лицо кованую личину шлема, прикрылся щитом и вытащил из ножен длинный кончар. Юный шляхтич летел ему навстречу с непокрытой головой, странно покачиваясь в седле, словно был оглушен ударом или хлебнул крепкой браги.

Взор его тоже был мутным, как у помирающего от лихорадки, но для Волкича это ничего не меняло. Трезвый или пьяный, здоровый или больной, поляк должен был умереть! Этого требовало больное самолюбие боярина, этого жаждали демоны Тьмы.

Волкич атаковал первым, вложив в удар всю свою ненависть к отпрыску Воеводы. Флориан только замахивался саблей, когда тать, припав к шее коня, выбросил кончар на встречном выпаде, быстром и неотразимом, как бросок гадюки.

Из всех известных боевых приемов этот не подводил Волкича никогда. Граненый стальной клинок вонзился в сердце лошади Флориана, прежде чем тот успел что-либо предпринять. Бессильно скользнув по щиту разбойника, сабля ушла в пустоту. Мигом позже конь шляхтича замертво рухнул, привалив своего седока.

Самодовольно усмехаясь, Волкич поднял забрало и осмотрелся по сторонам. Увиденное его не разочаровало. Оба стражника, сопровождавшие Флориана, были мертвы.

Одному из них Ворона, уклонившись от меча, вогнал в спину чекан и сейчас, присев над трупом, отвязывал от его пояса кошель.

Вепрю повезло меньше. Обладая недюжинной силой, он рассек топором доспех и грудь противника, но смертельно раненый жолнеж не остановил удара, развалив голову разбойника до зубов шестопером.

Подобный исход схватки вполне устраивал Волкича. В одиночку Ворона не представлял опасности для своего господина. Даже если он не умрет от яда, его можно будет ударить в спину кинжалом, а если догадается о намерениях Волкича и схватится за меч — зарубить в поединке.