– Именно! – воздел палец в воздух псионик. – Сконцентрировав на флагмане всю боевую мощь наших кораблей, мы, возможно, сможем…

– Стать лёгкими мишенями для остальной армады, – язвительно закончил за него Симмонс, косо поглядывая на всё ещё продолжающую гореть Тарани.

– Нет, если мы подойдём вплотную к флагману, – покачал головой Макс. – Армада не станет стрелять, если будет риск задеть его. Они выпустят истребители и бомбардировщики.

– Интересно, откуда ты всё это знаешь, – проворчал Барретт.

– Не твоё дело, Эд, – поморщившись, отмахнулся Макс.

– Сперва ты, Кесслер и Вонг куда-то исчезаете после гибели Скиннера. Потом появляетесь почти через два года и затеваете идиотскую игру в террористов и заложников… А потом ты говоришь, что располагаешь сведениями о внезапно возникшем враге… Что-то тут не чисто, Макс, – покачал головой Барретт, – и не говори, что это не моё дело. А может это ты и привёл сюда эти корабли?

– Что за бред! – возмутился Линдон.

– А ну молчать, вы оба! – внезапно гаркнул Симмонс, и в его голосе была такая сила, что и Баррет, и Линдон действительно тотчас умолкли. – Это мой корабль, и я не позволю устраивать здесь балаган! Мало того, что вы в нарушение всех правил притащили сюда гражданских без допуска, так теперь ещё и грызётесь меж собой! Будь вы моими подчинёнными, я бы давно упрятал вас на гауптвахту, а по законам военного времени – вообще расстрелял. В сложившейся ситуации мы не можем себе позволить никаких разногласий, потому что мы – единственная защита, оставшаяся у человечества.

– Но…, – начал было Барретт.

– Ещё одно слово и даже твой телекинез тебя не спасёт, псионик, – холодно произнёс Симмонс. И Эдгар знал, что он прав – на всех кораблях подобного типа стояли генераторы подавления пси-способностей.

– Хорошо, Симмонс, – неохотно ответил Эдгар.

– Итак, раз инцидент исчерпан, то советую вам переместиться в каюты. А у меня много работы – нужно подготовить атаку на флагман противника. И ты, – он ткнул пальцем в сторону Линдона, – пойдёшь со мной.

– Всегда пожалуйста, – отозвался тот. – И ещё одно – Эдди, тебе сейчас придётся объяснять семьям этих девчонок, где они оказались, и что вообще происходит, – он хитро улыбнулся и быстрым шагом последовал за капитаном, уже покинувшим ангар…

Сколько же времени прошло с тех пор, как он побывал здесь в первый раз? Год? Два? Пять лет? Для этого мира – возможно, для него же – гораздо больше. Время – вещь относительная, и в каждом мире у него свои правила и своя скорость…

Забавно сколь причудливые изгибы и финты иногда вытворяет судьба. А в этот раз ситуация была не лишена скрытой иронии – кто бы мог подумать, что через столько лет он вновь окажется в той же самой статиз-камере, что и много лет назад, когда был захвачен Медведевым! Только вот ситуация сейчас была иная. Да и камера – не чета прежней. После его бегства её переделали, улучшили и теперь выбраться отсюда было мягко говоря не просто и даже прежний трюк с телекинезом здесь бы уже не помог – статиз-сфера, висевшая под самым потолком камеры (довольно просторной, кстати) перламутровым шаром, и поддерживаемая тремя силовыми контурами в полу, подавляла деятельность тех отделов мозга, которые были ответственны за «работу» сверхъестественных способностей арестанта. Иными словами, Странник, подвешенный в центре сферы, словно муравей в янтаре, был сейчас не более чем человеком, не способным даже пошевелиться. Отливающее перламутром поле окутывало его точно саван, не позволяя двигаться и подавляя все двигательные сигналы, посылаемые его мозгом. Искусственный паралич в действии.

Установка работала совершенно безшумно и Игорь слышал, как на базе была поднята тревога, хотя камера, казалось бы, должна быть ещё и звуконепроницаемой. Он знал, чем вызвана эта тревога. Знал, что так будет. Он сознательно совершил то, в результате чего и оказался здесь. Знал он и о последствиях, которые были неминуемы, и, несомненно, уже начали претворяться в реальность. Он чувствовал себя последним негодяем из-за того, что спровоцировал ящеров… Да он и был им! Осознание этого вкупе с чувством своей вины за неисчислимые человеческие жертвы, а, по сути – за начало самого настоящего геноцида человеческой расы, тяжёлым, адски неподъёмным грузом лежало у него на душе, яростно опаляемой вопиющим гласом совести.

Нет.

Он вовсе не собирался отсюда сбегать. Напротив – он хотел здесь остаться. И не только потому, что его терзала совесть, доставляя нестерпимую душевную муку – всё же он сделал то, что должен был, полагая, что поступает правильно. В конечном итоге. Но это не помогало ему отстраниться от той боли, что нещадно терзала его душу и сердце, будто норовя разорвать их в клочья. Впрочем, вряд ли ему могло что-нибудь помочь. Он не отстранялся от этого, прекрасно сознавая, что заслужил это. Но всё-равно не видел иного способа – всё должно было случиться именно так, а не иначе. В противном случае… он даже не хотел думать о том, что было бы в противном случае. Да и сейчас ещё слишком рано было о чём-либо судить, ведь всё может пойти… не так. А ведь он пошёл на чудовищное преступление ради того, чтобы всё сложилось так, как нужно. Но малейший просчёт, самая ничтожная ошибка могла обратить всё в прах в мгновение ока. А цена поражения СЛИШКОМ высока… Тут он услышал как замок двери камеры клацнул – кто-то собирался сюда войти. Впрочем, гадать было не нужно, чтобы понять, кто это. Крутов Сергей Иванович собственной персоной. А с ним – двое в боевых экзоскелетах со странными ружьями наготове.

– Это на тот случай, если ты вздумаешь выкинуть какую-нибудь глупость, – холодно сказал экс-глава ФСБ, заметив, куда смотрит Игорь. Он подошёл ближе, встав почти под самой сферой. По его лицу было видно – сейчас он борется с самим собой. Ему было противно находиться здесь, рядом с предателем, чьё злодеяние можно было сравнить, пожалуй, лишь с предательством Иудой Искариотом Иисуса Христа. Ему было до глубины души противно сознавать, что ещё совсем недавно этот… ч е л о в е к, Странник, был другом и союзником, который так много сделал для Земли и России, а потом совершил величайшее в истории преступление, по сути поставив человечество на грань уничтожения. И Крутову сейчас очень хотелось поступить так, как велит ему совесть – судить Странника по законам военного времени. Но с другой стороны профессиональный долг не позволял ему этого сделать. Как глава ФСБ, пусть и отстранённый от занимаемой должности, он был обязан прежде допросить Странника. С применением самых жёстких мер, если потребуется. Ведь Крутов знал, что первым же ударом орбитальной артиллерии ящеры уничтожили политические руководящие силы не только России, но всего мира, погрузив его в хаос, анархию и отчаяние… а затем начали методично уничтожать военные и промышленные объекты везде и всюду. И он должен был понять – зачем всё это понадобилось Страннику? Что он хотел этим показать? Чего намеревался добиться? По какой причине он обрёк миллиарды невиновных на смерть?

Молчание затянулось.

– Хотите спросить о чём-то? – предположил Странник. Казалось, что он был совершенно спокоен и хладнокровен, но Крутов уловил в его голосе нечто такое… Печаль? Раскаяние? Для этого теперь уже слишком поздно.

– О многом, – сухо ответил Сергей Иванович, посмотрев Игорю в глаза. Тот взгляда не отвёл, и эта «дуэль» продолжалась какое-то время. – Но на самом деле меня волнует всего один вопрос – зачем?

– Зачем? А вы сами как думаете? Зачем мне вдруг понадобилось предавать человечество, обрекая его уж если не на гибель, то на почти полное уничтожение? Зачем мне понадобилось брать на душу столь неподъёмный грех, хоть я и без этого не был чист перед Богом? Да я сам себе омерзителен за то, что сделал…