Шрифт:
— Чего уставился? — спросил Батый, который сидел рядом со мной, вытянув ноги. — Сам-то не курил никогда?
— Нет, — сказал я, и видно на моем лице отразилось такое отвращение, что Батый хмыкнул и сказал:
— Ну и правильно — только здоровье свое губить.
Как будто речь шла только о здоровье! Нарушался великий принцип: самое страшное преступление — это преступление перед природой. Оно ужаснее даже преступления против спонсора. Курение относится к страшным преступлениям. А Батый делал вид, что ему это неизвестно.
Мне было трудно. Во мне накапливались сведения, наблюдения и события, немыслимые для моей старой жизни. И случилось это всего за три дня. Как будто я прожил всю жизнь, ни разу не увидев воды, а тут неожиданно мне пришлось нырнуть в воду и остаться под ее поверхностью навсегда.
Я узнал, что некоторые люди ходят в одежде, и более того — я сам уже начал ее носить. Я видел грамотных людей и людей вооруженных, я видел, как люди работают на фабриках, курят и даже обманывают спонсоров… Мир с такой скоростью рушился вокруг, словно все, что было раньше, оказалось сном. А, может быть, и я сейчас проснусь на своей подстилке?
— Я и сам не курю, — сказал Батый. — Мне нужно в форме быть.
— Зачем? — спросил я.
— Живым остаться подольше, — сказал Батый. — Может, стану мастером, как Прупис, или даже хозяином, как господин Ахмет, — я жить хочу, такое у меня настроение.
Я тоже хотел жить и потому воспользовался моментом, чтобы порасспросить расположенного ко мне Батыя.
— А зачем мы тренируемся? — спросил я.
Батый лениво скосил на меня черный глаз и ответил вопросом:
— А ты как думаешь?
— Не знаю, ты сказал — рыцари, но не сказал, что они делают.
— Ты в самом деле так думаешь?
— А что бы ты на моем месте подумал?
— Откуда ты такой взялся! — в сердцах воскликнул Батый.
Гурген, сидевший неподалеку, обернулся к нам и улыбнулся. Перехватив мой взгляд, он отвел глаза и принялся не спеша перематывать изоляционную ленту на рукояти меча.
— Откуда все, — сказал я. — Из питомника.
— Ты меня не понимаешь, Тим, — сказал Батый. — Я тебя обидеть не хочу. Я тебя понять хочу. Ты хороший парень и Добрыню не испугался. Но какой-то ты странный. Некоторые ребята даже думают, что ты, может, и не человек?
— А кто же?
— Жабы много опытов делали над людьми — это точно известно. И говорят, они специальных людей вывели, чтобы они были послушные, чистые и без всяких недостатков.
— А зачем? — спросил я. — Им что, нас мало?
— А нас, отсталых, они тогда ликвидируют. Были и не стало.
— Но зачем, зачем? — настаивал я, словно на самом деле был искусственным человеком и старался понять, зачем я нужен.
— Чтобы им не беспокоиться, чтобы мы им не мешали, чтобы они, наконец, вздохнули спокойно!
Мне было непонятно, жалеет он спонсоров или издевается.
— Но ты же видел, из меня кровь текла, когда я с Добрыней дрался, — сказал я.
— Это, считай, тебя и спасло — а то бы мы тебя обязательно ночью развинтили, чтобы посмотреть, как ты тикаешь.
Я не сразу ответил ему — то, о чем он говорил, мне было непонятно, но непонятность была многослойной и тревожной, словно луковица: ты снимаешь слой, а там другой, похожий, но другой.
— Ты прости, — сказал я, решив, что лучше показаться глупым, чем рисковать жизнью. — Но мне не все понятно. Ведь спонсоры прилетели к нам, чтобы навести порядок. Раньше мы жили отвратительно: мы губили нашу природу, не осталось чистой воды и воздуха, люди воевали друг с другом, голодали, болели спидом и холерой. Мы были обречены на гибель, но тут, на наше счастье, к нам прилетели спонсоры, которые нас спасли.
— От чего? — спросил Батый.
— От гибели.
— Я это уже слышал, — сказал Батый. — Знаешь, где? В колонии, куда угодил мальчишкой. Там у нас был такой Проводник, он нас учил про спонсоров. Только никто ему не верил — мы все уже успели пожить и знали этим жабам цену.
— В колонии? Что это такое?
— Это тюрьма, тебя держат там, пока ты подрастешь, а потом распределяют — кого на фабрику, кого на живодерню, а меня вот — на шахту.
— Я всегда думал, что живодерня — это шутка. Это шутка?
Батый рассмеялся, показывая неровные зубы.
— Попадешь — узнаешь, какая шутка.
— Ты рассказывай, — попросил я. — Про колонию.
— Про колонию я забыл, — сказал Батый. — Про колонию нечего рассказывать.
— Расскажи про господ спонсоров. Ведь правда, что они наши братья по разуму?
— Ты и это выучил?
— Нет, ты скажи! Мне это очень важно знать!
— Это только пустая фраза! Братья по классу, братья по духу, братья по разуму. Я думаю, им у себя тесно, вот они к нам и забрались.