Динка вдруг глубоко вдохнула, закатила глаза, сжала кулаки, разжала их, медленно выдохнула и улыбнулась. Она явно пришла в своё обычное состояние, но мне всё это крайне не нравилось.

— Он любит подобное. Но он меня не предаст, — как-то уж чересчур уверенно ответила готесса и встала. — Мне надо поспать, я пойду. А то засну прямо здесь. Но я вас всё же прошу, не выясняйте ничего о моей жизни за моей спиной.

— Обещаю, — высказался Лёшка.

— Если не возникнет жизненная необходимость, — внесла свою лепту я.

— Спасибо, — мило так улыбнулась наша странноватая соседка и пошла к себе. Я же крикнула ей вдогонку:

— Дин, в следующее путешествие тебе лучше не ходить! Ты ранена.

— Лёша тоже, — обернувшись, ответила она и добавила: — Но он пойдёт. Почему я не должна? Завтра я в порядке буду, это мелочи. Не так уж и больно. Бывает хуже. Так что не переживай, Инн, я вас не потяну на дно. Я помогу. Ведь без меня вам будет сложно, если придётся идти на крайние меры, разве нет?

— Да, но рана…

— Я не помешаю. Это всё незначительно. Я же должна вам помочь, разве нет?

— Раненая ты вряд ли сможешь драться и быстро бегать, — воззвала я к Динкиному разуму, с бешеной скоростью вертя в руках кружку.

— Да, но я смогу стрелять, — с улыбкой ответила она, и мне почему-то стало жутко. Она говорила об убийстве, улыбаясь как обычно — немного застенчиво, робко, по-доброму, словно просила о чём-то. И почему-то в этот момент мне показалось, что все её улыбки были фальшивы. Нет, она не лгала, она просто не умела улыбаться искренне. Улыбалась, потому что не знала, что ещё можно сделать. И потому эта маска пугала. Она была словно… неживой.

— Давай посмотрим по твоему состоянию, — я не собиралась сдаваться. Если Динка не сможет убегать, мы её не возьмём. — Если рука будет болеть, ты не пойдёшь.

— Если рана помешает мне вам помочь, я не пойду, — вытекла она из-под атаки и добавила: — Я завтра скажу, как себя чувствую, тогда и решим, ладно? А то я сейчас сонная, вряд ли могу верно оценить своё состояние.

— Ладно, до завтра, — кивнула я, неотрывно глядя в глаза соседки, но в них не было ничего, кроме обычного дружелюбия. И почему-то сейчас оно казалось стеной, за которой скрывались настоящие чувства.

— Проводить тебя? — решил податься в рыцари братик-тугодум. Неужели он не видит, что с Динкой что-то не так?

— Спасибо, я дойду, — ожидаемо отказалась самостоятельная готесса и, помахав нам здоровой рукой, направилась в прихожую.

Через минуту входная дверь хлопнула, и я скомандовала:

— Себастьян, надо поговорить. Лёш, займись полезным делом — проверь, ничего ли из наших рюкзаков не пропало.

— Есть, босс! — поморщившись, тоном заправского солдафона отчеканил Лёшка, а изображавший всё это время статую демон отвесил полупоклон и направился в мою спальню. Не люблю туда посторонних пускать, но сейчас придётся…

Закрыв за нами дверь, я уселась на свою любимую широченную кровать и жестом предложила дворецкому присесть в кресло. Он ожидаемо отказался, сославшись на должность, а я заявила:

— Садись, иначе мне будет неудобно с тобой разговаривать.

Михаэлис ухмыльнулся и грациозно опустился в кресло, словно всю жизнь моделью работал. Я же на его ехидное выражение лица внимания не обратила и с места в карьер шёпотом спросила о наболевшем:

— Как думаешь, Дина адекватна? Я сейчас с точки зрения психиатрии спрашиваю. Ты если и не в курсе её диагноза, наверняка всё же заметил, что она странно себя ведёт. У неё что, раздвоение личности?

— Нет, симптомы не подходят, — совершенно серьёзно ответил демон. — Если Вам интересно, я могу достать её медицинскую карту. Мои же предположения Вам вряд ли помогут — я не специалист в человеческой психиатрии.

Я призадумалась. С одной стороны, я обещала не выяснять ничего о Динкиной жизни, если на то не будет веских причин, а с другой, её поведение ставит под сомнение её адекватность, а значит, она может в экстренной ситуации выкинуть что-то неожиданное и этим подвергнуть нас всех опасности. Раньше я бы отвергла идею демона, сказав, что не хочу причинять подруге боль, но… Кто для меня важнее, соседка, которая слишком странно себя ведёт, или мой брат, а также моя собственная жизнь? Выбор очевиден.

— Хорошо, выясни о её диагнозе всё, что сможешь, но по-тихому — никто не должен об этом знать, — ответила я одними губами, помня о прекрасном слухе излишне любопытного жнеца и о способностях паранормальных существ читать по губам. — Мне диагноз называть не будешь, но сообщишь, несёт ли Дина в себе угрозу. Если есть вероятность, что в экстренной ситуации она поведёт себя неразумно и нас подставит, скажи мне об этом.

— Как прикажете, госпожа, — Себастьян встал и поклонился, глядя на меня как обычно ехидным, но каким-то странным, будто слегка довольным взглядом. Это он что, одобряет моё решение, что ли? Дурдом.