— Не говори мне о Белль, — с горечью произнёс Голд. — Не говори мне о моей семье. Это только моё. Не твоё. Моё…

— Я хочу того же, что и ты, — сказал Тёмный, прежде чем исчезнуть.

А Голд задумался о своей семье…

*

Пятнадцать лет назад его жизнь начала налаживаться. Они с Белль помирились и в полной мере возобновили свои отношения. Всё стало так, как и должно быть: они одни, укрывшиеся от целого мира за стенами особняка. Ему хотелось, чтобы это длилось вечно. Он, Белль и Колетт.

У них с Белль началось что-то вроде второго медового месяца, по-настоящему на сей раз. Ничто на свете больше им не мешало, ничто их не трогало. Может, впервые в истории их непростых отношений они могли начать справедливый открытый диалог и залечить свои раны. Все дни они проводили в делах и беседах, возились с дочкой, а ночи оставляли тишине, покою и ленивому блаженству душевной и физической близости. Время шло быстро, но как-то мимо, незаметно для них, до тех самых пор, пока не грянул гром среди ясного неба.

Как-то ночью, обнимая свою жену и одаривая её последними неторопливыми ласками, он ощутил нечто внутри неё. Не без магии, конечно. Это вышло у него непроизвольно, и он надеялся, искренне надеялся, что ошибается, спешит с выводами, но игнорировать это он не мог: Белль понесла. Он винил в этом себя, именно он был неаккуратен, неосторожен и беспечен: слишком размяк от спокойного счастья последних месяцев. Голд тут же сообщил об этом Белль, она резко села, посмотрела на него в полном недоумении и спросила, уверен ли он. В ответ он смог лишь вымученно улыбнуться. И нет, он не был в этом уверен. Они просидели в глубокой задумчивости около часа. Сейчас он не помнил, о чём думал тогда, но помнил ощущения: тревога, страх и интерес. Ему было интересно, о чём думает Белль, но знал, что спроси он её об этом, она изобразила бы радость, настоящую или нет, что не удовлетворило бы его любопытства. Эта ситуация возвращала их в реальный мир, где существовали проблемы и серьёзные разговоры с выяснением отношений: всё то, от чего они старались убежать.

Скоро появились первые признаки, Белль сделала тест, который подтвердил его правоту. Это и положило начало кошмару. Беременность была тяжёлая. Белль тошнило и рвало, у неё сильно поднималась температура, нередко она была без сил и слишком долго спала, но старалась держаться как можно непринуждённее, будто всё так и должно было быть, и особенно не хотела пугать Коль.

Однажды за завтраком Белль вспылила.

— Всё! Я так больше не могу! — крикнула она. — Ты мне напоминаешь ящерицу, которая ходит за своей добычей и ждёт, когда та умрёт. Я беременна, а не смертельно больна, Румпель. Мне не легче ни от твоего взгляда, ни от твоей сверхопеки.

— О чём ты? — спросил он. — Я просто пытаюсь быть полезным.

— Посмотри на это, — Белль толкнула свою тарелку в его сторону. — Посмотри и скажи мне: какой нормальный человек по-твоему может столько съесть? И это не только про еду.

Еды и правда было слишком много. Он даже не замечал этого за собой, пока она не сказала.

— Я, пожалуй, пройдусь, — она с усилием встала, прошла в прихожую, нашла подходящую обувь и пальто.

— Но, Белль… — бросился он за ней. — Я просто… Я мог бы…

Он чувствовал себя повинным в её страданиях и сожалел, что не мог это исправить.

— Что ты мог бы? — огрызнулась Белль, но потом смягчилась, подошла к нему и сжала его руки. — Просто успокойся, пожалуйста. Со мной всё будет хорошо. Всё будет хорошо со всеми нами. Прекрати себя накручивать, а то и я начну. Ну, ради меня. Обещай, что постараешься…

И он пообещал. И старался, как мог.

Белль стала постоянным клиентом доктора Вэйла, медицинского мастера на все руки, и каждый раз он выявлял у неё очередные осложнения, и Румпель становился все мрачнее и мрачнее.

Беременность подошла к концу неожиданно. Воды отошли дома, в коридоре на втором этаже. Белль едва не упала, но он успел её подхватить. От перемещения она отказалась, попросила вернуть её в постель, что он и сделал, после чего вызвал Вэйла, и начал медленно поддаваться отчаянию.

Во время родов возникли трудности. Дело в том, что плод внутри был слишком крупным, а схватки — слабыми. Сама Белль не могла родить этого ребенка. Плод пришлось вынимать вручную, Вейл буквально выдавливал его из нее. Голд частично купировал её боль, но полностью убирать было нельзя, а то она бы просто не справилась. Он одновременно думал о её состоянии и о состоянии малыша, старался не допустить его гибели, ведь он был ей нужен. Он убивал её, но был ей нужен. Весь процесс занял около двух часов или, может, чуточку больше, и мальчик родился живым и здоровым. Лёгкие раскрылись сразу, он немного покричал, поплакал и успокоился. У Белль тем временем открылось кровотечение, и всю постель залило кровью. Голд не стал выяснять причины, да и знать подробности не желал и просто вылечил её. Он с содроганием думал, что могло бы случиться, если бы он не успел вовремя.

— Дай мне, — попросила его Белль измученным голосом. — Дай его мне.

Голд посмотрел на неё, посмотрел на ребёнка и остался на месте. Вейл взял младенца и вложил его в руки матери. Мальчик снова заплакал и снова успокоился. Она рассеяно ощупала его ручки, ножки, голову, убеждаясь, что он цел. Вейл ещё раз осмотрел их и пообещал зайти на днях. Голд проводил его до двери, поблагодарил и обещал в свою очередь оказать ему любую услугу.

— Мистер Голд, у вас лицо, будто вы не сына обрели, а кого-то похоронили, — поделился Вэйл наблюдением, покидая его дом. — Радуйтесь. Все обошлось. А у вас теперь есть отличный, здоровый мальчик.