Шрифт:
— Что произошло? — поинтересовался он, отвечая на долгий взгляд долгим же, чуть насмешливым взглядом.
— Скоро произойдет…
Кононов нервно ощерился, перехватывая наши взгляды, и показал два золотых зуба.
— Менты?
— Поглядим! — ответил я, еще раз переглянулся с Лешкой и, чтоб не задерживаться на нем, сказал Тишке: — Огородами ступайте… Мы с Сергеем нагоним…
Стараясь не стучать, дядя Ваня вышел из комнаты и по длинному, во всю избу коридору повел к заднему крыльцу остальных. Мы с Кононовым попеременно стучались в «темницу». И когда в ней завозились, толкнули дверь, за которой, прикрываясь ладонями, стоял голый Гришка Распутин, по-своему истолковавший наш визит и потому отпрянувший от топчана, на котором, на измятой и уже серой простыне, ничком лежало молодое существо…
— Отрубилась капитально! — сказал Гришка Распутин, сонно улыбаясь маслеными глазами, и, нашарив на темном полу трусы, начал неторопливо одеваться, кося на нас глазами. — Вы хоть разбудите ее допрежь…
— Поторапливайся! — угрюмо сказал Кононов и, невольно стрельнув глазами на топчан, подняв с пола сброшенное одеяло, укрыл по самые плечи и направился к выходу, знаком намекая Гришке Распутину на опасность.
— Что, снова навели? — взревел Гришка и наспех, на ходу одеваясь, потянулся за нами. — Где Иуда? Я ж говорил, что… — Не успел он закончить, как у палисадника застрекотал мотор мотоцикла.
Кононов приложил палец к губам и дал знак Гришке Распутину следовать за ним к выходу.
Мотор заглох, и тут же послышался стук. А еще через минуту, когда из избы ответила Стеша, стучавший в дверь назвал себя участковым.
— Откройте! Хомутников!
Стеша отворила дверь из комнаты и, просунув голову в сторону коридора, часто-часто замахала руками.
— Иду!
На улице пробивался рассвет, стояла молочная дымка, смешанная с испарениями из заболоченных низких оврагов. На небе клубились облака, двигались на восток.
Выскользнув поодиночке через заднее крылечко к калитке, мы обогнули забор и, притаившись за ним, увидели сержанта и двух штатских атлетического сложения. Пока сержант о чем-то переговаривался со Стешей, они осмотрели избу.
— В котором часу ушли? — уже громко спрашивал сержант, стараясь, чтоб вопрос, который он задавал, был слышен и штатским.
— Спозаранку к цеху пошли! — так же громко отвечала Стеша. — Вот туда прошагали… Там, наверно…
Сержант не удостоил, помещение цеха даже взглядом, словно оно не стояло через дорогу в поле.
Важно откозыряв Стеше, он направился к мотоциклу, а двое штатских не спеша подошли к нему и закурили, внимательно оглядывая окрестность.
— Ушли! — сказал один из штатских и пристально поглядел на сержанта. — Кто-то предупредил…
Сержант равнодушно покосился на свои сапоги, закинул правую ногу на мотоцикл. Мотоцикл, сердито отфыркавшись, шумно загромыхал мотором, поднимая пыль, вырвался на проселочную и понесся в сторону полустанка. За мотоциклом, дав осесть пыли, медленно вертя головами, зашагали и штатские.
— Опять настучали! — нервно, в каком-то бесконечном отчаянии сказал дядя Ваня, трусливо прижавшись к кустику боярышника в нескольких шагах от нас и с вопросительной мольбой повернув лицо к Лешке, затесавшемуся между кустом и Тишкой. — Настучали!
— Волка ноги кормят! — сказал Кононов и, подойдя к дяде Ване, поднял его во весь рост. — Ушли… Теперь и нам пора, да такой дорогой, чтоб и сами не знали, куда путь держим…
Привстал и Лешка и коротко посмотрел на меня, а потом на Гришку Распутина, с трудом сдерживавшего свой гнев на Иуду, украдкой взглянул на избу.
— Волка ноги кормят! — повторил Кононов, беря на себя ответственность за нас в пути, и бешено обрызгал всех взглядом.
— Люди мы, люди! — с болью и тоской вырвалось у дяди Вани, как бы споря не с Кононовым, а с тем, кто исподволь, сам того не замечая, внушил нам звериные правила.
Осторожно вынырнув из-за чьей-то усадьбы на дорогу, чтобы следовать к лесу, а оттуда — наобум-наугад — дальше, мы чуточку задержались, просматривая просыпанную пылью тропу через все гречишное поле. Сейчас над этой тропой, змеей вьющейся к полустанку, утонувшему в зеленых березовых кружевах, сонно кружили вороны, не решаясь опуститься на землю.
— Вот и погуляли! — неистово выдохнул Кононов, наливаясь бессильной яростью перед вновь задействовавшей закорючкой закона, поднявшей нас в очередной раз с насиженного места в поисках нового зыбкого обиталища…
— Нехай! — сказал дядя Ваня, зло сведя глаза с тропы и больно вонзая в землю острие самодельного протеза. — Нехай! Мать его… в хвост и в гриву мать…
Завидя нас, направляющихся к лесу, из-за калитки выскочила Стеша, на ходу повязывая голову платком в ярко-красных цветочках.