«Однажды я проснулась от страшного шума: у нас в комнате хозяйничали полицейские. Они все перевернули вверх дном в нашей комнате, даже наши детские кроватки. Мама стояла рядом с нами совершенно спокойно. Улыбнувшись мне, знаком попросила не плакать». Так вспоминает о том февральском дне 1905 года Инна, третий ребенок Инессы, в то время ей было шесть лет. В четыре часа утра полиция ворвалась в квартиру, где она жила с матерью и дядей Володей. Старших детей предупредили о возможных обысках, но самые маленькие, Варя и Андрей, стали громко плакать. «Они не понимали, что происходит», – пишет Инна.

Полиция ищет оружие и нелегальную литературу. В соседней комнате полным-полно листовок и запрещенных книг. В этой комнате живет Ваня, студент, сын одного из слуг в доме Армандов, которому эта семья дала образование. Инесса предложила ему жить в их квартире на Арбате, потому что он помогал ей в подпольной работе. В комнате, которую занимают Инесса и Володя, полиция находит револьвер и пули. Наверное, они принадлежат Ване, который, согласно указаниям революционной социалистической партии, в случае необходимости может применить оружие и взрывчатку. Инесса и Володя, примыкавшие к социал-демократам, все отрицали. И вот все трое арестованы. У самого порога Инесса шепнула Инне: «Никому не говори, что меня арестовали». И девочка сохранила это в тайне.

Несколько месяцев, последовавших за вступлением в социал-демократическую партию, Инесса без устали вела активную работу: с большим для себя риском организовывала собрания, рассказывала об идеях ссыльных руководителей, раздавала книги, тайно вывезенные из Швейцарии, и пропагандистские листовки. Всюду росло недовольство, и в Москве все чаще можно было увидеть стихийные уличные митинги. Все явственнее проявлялось желание свергнуть царскую систему. А в ответ ужесточались репрессивные меры: всюду проверяли документы и применяли силу. Митинги против царя часто заканчивались кровопролитием. Тот же Ваня – студент, живущий в семье Арманд, – был ранен во время стычки на площади и пришел домой, истекая кровью. «Нет таких слов, чтобы описать тебе мой страх, – пишет в связи с этим Инесса Александру, – дети, наверное, никогда этого не забудут».

Озабоченность царского режима небезосновательна. Пламя мятежа с пугающей скоростью перебрасывается из одних областей бескрайней России в другие. В 1904 году возросло число уличных протестов, много раз закрывались заводы, студенты организовывали шествия, железнодорожные служащие примыкали к революционному движению, зародившемуся среди крестьян. В 1905 году беспорядки усилились.

Первоначальной причиной страданий большей части населения была война. Россия, войдя в конфликт с Японией, пыталась произвести на неприятеля впечатление, посылая в восточные моря свой могущественный флот, однако большая часть его была потоплена. После первого громкого и неожиданного поражения последовали другие, и то пламя патриотизма, что вспыхнуло в начале конфликта, при известии о проигранных сражениях, при подсчете количества убитых и при виде нескончаемых поездов, возвращающихся с ранеными, стало быстро угасать. Ему на смену пришло недовольство и злость на правительство, неспособное к переменам, и на царя, оказавшегося столь бессильным.

9 января 1905 года из Петербурга пришло страшное известие. Царская полиция расстреляла сотни невинных людей, которые пришли к Зимнему дворцу требовать улучшения условий труда и жизни. Шли они под предводительством Гапона, попа, организовавшего что-то вроде профсоюза под названием «Собрание русских рабочих». Полиция расстреляла шествие. Демонстрация превратилась в кровавую бойню, это Кровавое воскресенье отзовется болью не только в Петербурге, но и во всем русском обществе. «Демонстрация была мирная, люди шли без оружия, а потому были уверены, что их требования будут приняты, – пишет Элен Каррер д’Анкосс в биографии Ленина. – Поэтому они не придавали значения предупреждениям, а также приказу разойтись. Поскольку власти не выслушали и не поняли демонстрантов, войска, стоящие перед ними, открыли огонь; они были напуганы демонстрантами, которых было никак не меньше, чем их, и начали настоящую бойню. Уже через несколько часов воскресный мирный ход народа к своему царю превратился в “кровавое воскресенье”, оно указало на пропасть между народом и царем. Гапон вынес трагический приговор: “Нет больше ни Бога, ни царя”».

Кровавое воскресенье стало поворотной точкой. Когда волна возмущения смертью сотен невинных людей докатилась до Москвы, она вызвала новое напряжение, породила новые волнения, забастовки, демонстрации протеста. Инесса, продолжая свою подпольную работу, осознает, насколько критической стала ситуация, и ведет себя осторожно. «На берегах реки Москвы все прекратили работу, – рассказывает она Александру: с ним она поддерживает переписку, в которой подробные новости о детях соседствуют с политическими и социальными. – Не только заводы, но и мастерские, и мелкие предприятия, например прачечные. Даже типографии не работают, а это значит, что ни одна газета не была отправлена в Петербург».

В Москве также полиция стреляет в демонстрантов; после идентификации трупов выясняется, что социал-демократы и социал-революционеры объединились и выходят на демонстрации вместе. За несколько дней до прихода полиции в квартиру Инессы и Володи социал-революционер Иван Каляев бросил бомбу в генерал-губернатора Москвы, великого князя Сергея Александровича Романова. Как следствие, министр внутренних дел усиливает репрессии, и повсюду устраиваются облавы.

Итак, паранойя царского режима достигает своей кульминации; Инессе все труднее поддерживать тот образ, который она старается сохранить ради прикрытия своей политической деятельности: образ матери и женщины из высшего общества. Жандармы проводят тщательные расследования. И когда однажды рано утром они все-таки ворвались к ней в квартиру, им не удалось застать ее врасплох. Она это предвидела и просила старших детей заботиться о младших, если ей придется какое-то время отсутствовать.

Арест разлучает ее с Володей и Ваней. Их обоих помещают в местную тюрьму на Мясницкой, а ее – на Басманную, в женскую тюрьму, которая после многочисленных беспорядков была открыта и для мужчин. В этой тюрьме множество буйных, они кричат днем и ночью. «Это хуже, чем я думала, я нахожусь среди пьяниц. Всю ночь в камеры бросают этих немилосердно избитых забулдыг. Я попала из рая в ад», – пишет потрясенная Инесса. Ей страшно, она боится как заключенных, так и надсмотрщиков и не может сомкнуть глаз. И еще она волнуется за Володю: у него слабое здоровье, он болен туберкулезом, а его бросили в холодную камеру с ужасными санитарными условиями.