Погрузив в машину троих сыновей и коляску, я еду во Флориду на летний отдых. Дорога занимает часов двенадцать, и мы преодолеваем их почти без остановок. Около полуночи мы на месте. Я измучен, но очень воодушевлен. Мне не терпится попасть на пляж. Припарковавшись, я выгружаю коляску, сажусь в нее и еду по чистейшему белому песку. Ночь ясная и лунная, а еще на моей коляске есть фары, чтобы освещать нам путь.

Раньше в такие моменты мне всегда приходилось смотреть издали, как играют мои дети. Я не мог быть рядом с ними. А сейчас в волшебном лунном свете мы перебрасываемся мячом до утра. До восхода я езжу на своем внедорожнике, а мальчишки бегают рядом, кричат и катаются по песку.

Нэпал тоже на седьмом небе от счастья. Моя свобода — это его свобода. Раньше он не мог отойти от меня ни на шаг. А сегодня, когда на воде играют лунные блики, я спускаю его с поводка и он носится по абсолютно безлюдному пляжу. Пес бросается за мячом, пытаясь опередить мальчиков. Я швыряю мяч в воду, подальше, и Нэпал обгоняет их, как черная стрела, рассекающая лунные блики. Он кидается за мячом прямо в воду. Нэпалу нужно освежиться, он разгорячен игрой, но рокочущий хаос волн пугает его. Пес не заходит дальше мелководья, прыгая туда-сюда. Наблюдать за этим так забавно и радостно.

Я люблю моих мальчишек — всех четверых. Наверное, я редко это показываю. Я не из тех, у кого душа нараспашку. Но в эту волшебную ночь на озаренном луной пляже мы настоящая семья, а я — настоящий отец. Не знаю почему, но чувствую, что готов рассказать мальчикам о том, как все это случилось. Я никогда не делился с ними подробностями. Они знали только одно: папа получил травмы на службе.

Они усаживаются, и я рассказываю почти все — по крайней мере, то, что мне удалось собрать из немногих свидетельств и вернувшихся ко мне воспоминаний. Думаю, я хотел защитить мальчиков от неприглядной правды. Я ждал, когда мы все будем готовы с ней смириться. Думаю, время пришло.

Потом мы направляемся в ресторанчик на пляже — мы слышали, что там потрясающая кухня и атмосфера. Есть лишь одна проблема: за столом никак не удается найти место для моей коляски, потому что в зале сплошь длинные скамейки. Я все же кое-как устраиваюсь, проскользнув вдоль скамьи.

Еда действительно потрясающая… Нам пора, и мальчики отправляются за моей коляской, которую мы оставили снаружи. А тем временем парень за соседним столом просит сфотографировать его с семьей и передает мне фотоаппарат. Я фотографирую их.

— А вы не могли бы встать вон туда? — спрашивает он, посмотрев на сделанный снимок. — Чтобы пляж попал в кадр? Было бы просто супер.

— Я бы с удовольствием, но у меня ноги парализованы.

— Да бросьте, приятель, — говорит сосед, думая, что я шучу.

— Нет, вы не поняли, — отвечаю я, пытаясь улыбнуться. — Я езжу в инвалидной коляске. Я не могу ходить.

— Перестаньте! — смеется он. — Шутка себя исчерпала. Идите сфотографируйте нас.

— Приятель, я не могу. У меня нижняя часть тела парализована.

— Всего лишь один снимок!

Возвращаются мальчики с моей коляской.

— Я же говорил, — указываю я на нее, пожимая плечами.

Парень цепенеет.

— Господи! Простите. Простите меня. Я… С виду… Ну, то есть пока вы сидите…

Стараясь успокоить беднягу, я подзываю Нэпала, который до этого тихо и незаметно лежал под столом.

— А вот мой пес-помощник. Его нужно погладить, просто чтобы показать, что инцидент исчерпан.

Теперь я умею не заводиться по пустякам. Мой пес — очень хороший учитель. Я еду по пляжу, возвращая себе частичку потерянного. Каждый день я что-нибудь отвоевываю, а мой верный пес всегда рядом со мной.

Джоанна организовала для нас с Нэпалом выступление в Новом Орлеане. Американская автомобильная ассоциация продает с аукциона мотоцикл «Harley-Davidson», чтобы пожертвовать вырученные деньги СПНВ. Мы с Нэпалом запланировали обычное выступление: я собираюсь говорить о возможностях, а не об ограничениях.

Я рассказываю, как Нэпал изменил мою жизнь. Как я провел в больницах в общей сложности почти три года. А теперь мы с Нэпалом постоянно занимаемся волонтерской работой в «Бейлоре» в отделениях нейро- и кардиохирургии. Я рассказываю, что каждый понедельник с семи утра мы общаемся с пациентами и их родными. Может быть, во время операции семья потеряет любимого человека. Но пока они пребывают в неизвестности, Нэпал может их отвлечь. В этом волшебство моего пса. На это способна лишь такая собака, как Нэпал. Я перечисляю все свои достижения с момента получения травмы и говорю, что не добился бы ничего этого без Нэпала. Я говорю это на каждом выступлении и действительно так думаю.

И вдруг я теряю нить. Я убеждаю себя, что если вдруг забуду, что говорить — если отвлекусь посреди выступления, — то всегда могу закрыть лицо руками и просидеть неподвижно секунд пятнадцать. Никто не шевельнется. Мои выступления эмоциональны, и кто-нибудь всегда плачет.

— Секунду, — говорю я. — Мне сейчас очень больно.

Иногда у меня и в самом деле начинается приступ боли посреди выступления, но чаще всего мне просто нужно вспомнить, что, черт возьми, говорить дальше. Когда меня парализовало, у меня стало хуже с памятью и концентрацией, поэтому пришлось освоить небольшие трюки, чтобы выиграть немного времени, не смущая толпу замерших в ожидании людей.