Вскоре Лёва заметил, что на берегу ещё хозяйничает огонь и среди деревьев горит маленький домик. Конечно, если бы наш герой был немного рассудительнее и осторожнее, он бы проплыл мимо, но Лёва не отличался ни рассудительностью, ни осторожностью и в отчаянном порыве помочь хоть немного, пусть это даже глупо и безрассудно, направил лодку к огню.

Выскочив на берег, он остановился в нерешительности – что же дальше? Но тут, на самом верху горящего дома ему стала видна крошечная фигурка. Огонь ещё не дотянулся до крыши, но зайти в дом было уже невозможно. И тогда Лёва, не думая ни минуты, прыгнул на самую крышу дома и это был его лучший прыжок. Он ухватился лапами за край и с запоздалой тревогой, почувствовав, как просела под ним крыша, заполз целиком.

На крыше Лёва осмотрелся. Действительно там, недалеко от трубы сидел зайчонок. Он не двигался, только огромными от страха глазами смотрел на спасителя. Лёва позвал его к себе, но тот продолжал сидеть будто в трансе. Тогда Лёва прополз ещё немного по жалобно стонущей под его весом крыше и уже схватил лапой малыша, как трухлявая от огня крыша рухнула под ним, они вместе упали вниз, прямо в жаркие объятия огня. Едва коснувшись пола, Лёва рванулся наружу и в последнем усилии метнулся в воду.

Едва оказавшись вдали от огня, малыш вдруг ожил и в запоздалой панике, вырвался из львиных лап и довольно ловко поплыл на другую сторону. Лёва тихонько взвыл и пополз к лодке.

«Эх», – думал он – «Как же прытко плывёт. Как всю жизнь плавал. И не скажешь, что заяц зверь сухопутный. Он, наверное, никогда в жизни и не думал, что умеет так плавать, может даже уже завтра снова напрочь забудет и напомни ему кто – только отмахнётся. Да – а, знать бы что доплывёт, что не схватит его судорога, что не нападёт на него панический страх глубины на самой середине реки, можно было бы и не догонять, а просто заползти в лодку и ждать, пока река куда-нибудь сама вынесет».

Размышляя так, он одновременно кое-как оттолкнул лодку, неловко влез в неё, взялся за вёсла, представляя себе, как это здорово вот так просто свернуться калачиком, подставить горящие огнём ушибы и ожоги свежему ветру и отдаться на волю реки, но не успел он начать грести, как раздался грохот.

Горящий дом окончательно рухнул, в последнем своём вздохе выпустив на волю мириады искр. Лёва от неожиданности замер и тут же сверху что-то тяжёлое ударило его по затылку. Все беды и заботы исчезли в один миг. В голове у него взорвался сноп искр, потом в глазах потемнело, и мир вокруг исчез.

Глава 4.

В сознание Лёва приходил долго. Он будто выныривал из вязкого и глубокого сна. Путаные тёмные образы оплетали, душили, что-то нашёптывали и никак не хотели отпускать. Очень медленно, осторожными тонкими струями, внешний мир просачивался в его мозг, постепенно отвоёвывая льва у тьмы. Он начинал чувствовать холод, ветер и пронзительную боль. Его качало, куда-то несло, но он ещё не скоро смог открыть глаза и даже когда ему это удалось, далеко не сразу он осознал, что происходит.

Он лежал в своей маленькой лодке, которую река несла на заботливых волнах к ей одной известной цели. Лёва попытался пошевелиться, но обнаружил, что всё его тело занемело. Каждое движение отзывалось острой болью, очень хотелось пить. И нёбо, и горло горели от жажды. Они так высохли, что казалось кожа во рту уже начала трескаться. Лёва напряг все силы, чтобы подвинуться к воде и, не успев сдвинуться даже самую малость, снова потерял сознание.

Когда он очнулся во второй раз было уже темно. Лодка неспешно двигалась вниз по реке, вёсел не было. Оставалось надеяться, что течение скоро само прибьёт лодку к берегу. Лёва очень замёрз и как ни странно чувствовал себя лучше. Он смог напиться и даже снять с себя рюкзак, в котором было немного еды и походное одеяло. Он с трудом прожевал скудную снедь, свернулся калачиком, пытаясь унять дрожь. Всё-таки он был ещё очень слаб. Всё тело болело, ребра и задняя лапа горели огнём, голову ломило. Ожоги мучили так, что хотелось снова потерять сознание и больше не возвращаться в этот мир.

К тому времени, когда лодка наконец ткнулась в пологий каменистый берег, Лёва уже совершенно вымотался. У него не было сил даже на радость. Его лихорадило, он чувствовал сильный жар и одновременно трясся от холода. Вместо чувства, облегчения он испытывал ощущение бессилия – ведь теперь нельзя было просто лежать, скрючившись на дне лодки, нужно опять куда-то ползти.

С трудом выбравшись на каменистый берег, он обнаружил вход в небольшую пещеру и направился к ней, ковыляя на трёх лапах. Каждый его шаг, каждый вздох отдавался нестерпимым жжением в груди, и острой болью в лапе, в голове стучал молот. Он надеялся, что пещера укроет его от холодного ветра и даже подумал, что было бы здорово собрать веток и зажечь костёр, но стоило ему заползти внутрь, как силы покинули его, он мешком повалился на песчаный пол пещеры и погрузился в тяжёлый сон, больше похожий на беспамятство.

…

Лёва очнулся как-то вдруг – его будто включили. Некоторое время он продолжал лежать, боясь пошевелиться и удивлённо и недоверчиво вслушивался в своё тело. Он прекрасно помнил всё, что с ним произошло накануне, но сейчас всё это казалось бессвязным сном, потому что никакой боли он больше не чувствовал. Лев открыл глаза. Мягкие лучи солнца освещали пещеру несомненно ту самую, в которую он попал во сне. Во сне ли?

– Ну, что, проснулся, путешественник? – услышал он знакомый насмешливый голос Змея – как самочувствие? Живой?