– Я могу взять у вас эти фотокарточки?

– А если он придет за ними, я скандала не оберусь. Что ему сказать, кто взял?

– Он не придет, он уже мертв.

– Ой, слава тебе, господи! Не хотел бы с дураком встречаться еще раз.

Капитан взял фотокарточки, попрощался и ушел. Фотограф закрыл двери и перекрестился.

В небольшой светлой комнате лазарета воинской части, где расположены четыре койки с тумбочками возле них, лежат два солдата на койках ближе к окну. Две другие койки пустуют. На одной койке лежит Петр Антонов. Он спит. На другой лежит солдат в очках, читает книгу. Открывается дверь, и заходит в комнату Павел. Он здоровается с солдатом в очках и спрашивает, показав пальцем на Петра:

– Спит?

– Кажется, да. Недавно разговаривал, сейчас молчит.

Тут Петр, не открывая глаз, поднимает правую руку с открытой ладонью высоко для привычного с братом приветствия. Павел подходит и бьет ладонью по ладони брата.

– Лежишь с раной? Ну как нога?

– До свадьбы заживет, – открывает глаза Петр. – Ты матери не написал?

– Зачем расстраивать ее? Выйдешь из лазарета, сам напишешь.

– Выйдешь? Когда?!

– Ну когда-нибудь. Из-за ранения в ногу пока никто не умирал.

– У меня повреждена кость. Грозятся отправить в госпиталь. Пока я здесь, мать бы прислала деньги на твое имя, ты бы пошел на почту, получил. Я много крови потерял, напиши матери, что мне надо усиленно питаться.

Павел вытаскивает из кармана бушлата два яблока и протягивает Петру.

– На, питайся пока этим. Завтра я запишусь в оперативный отдел, поеду в Москву. Что купить тебе?

– Купи бутылку пивка.

– Опять ты свое?

Тут открывается дверь и в палату входит капитан Елисеев.

– Ну, герой, как нога? – спрашивает капитан.

– Болит, ноет, спать не дает.

– Ты почему этого молодого напарника нарушителя не застрелил?

– Чтобы потом меня в тюрьму посадили за убийство? Ведь он не делал попытки перелезть через колючую проволоку. Может быть, это был простой зевака, видит, тут стреляют, решил подойти поближе полюбопытствовать.

– Ты запомнил черты его лица? Можешь дать его словесный портрет?

– Очень смутно. Я на его лицо смотрел бегло, только на несколько мгновений, тем более у меня в глазах темнело от боли. Я даже не заметил, в чем он был одет. Только в глазах запечатлелась его вязаная шапка на голове с помпончиком, какие надевают, когда на лыжах катаются.

Вот дом, где живут Петр и Ксения Ферапонтовна. Петр, хромая, в правой руке держит палку, в левой – чемодан, в солдатской шинели поднимается на третий этаж и нажимает на звонок своей квартиры. Никто не открывает. Открывается дверь соседней квартиры 52 и оттуда выбегает маленькая собачка на поводке, за ней и хозяйка, пожилая женщина.

– О, Петенька, сыночек, здравствуй, как нога?

– Нормально, баба Нюра, просто шальная пуля зацепила во время учебных стрельб.

– Скромничаешь, сынок? А мать твоя прочла нам из какой-то армейской газеты заметку, как ты матерого шпиона поймал, а он прострелил тебе ногу.

– Не знаете, баба Нюра, мать дома или на работе? Что-то она меня даже не встретила на вокзале, дверь не открывает.

– Сынок, мать твою ночью забрала «скорая», у нее с сердцем плохо стало. А ключи она оставила в сорок девятой квартире у Матрены Васильевны.

Петя стал звонить в квартиру № 49.

На кладбище оркестр играет траурную музыку. Мужчины с лопатами оформляют могильный холмик и на него укладывают венки с надписью на лентах: «Дорогой маме от сыновей», «Ксене Ферапонтовне от сотрудников базы» и так далее. Возле могилы стоит Мария Васильевна, обнявшая одной рукой Петра в гражданском костюме, другой рукой – Павла в армейской шинели с погонами уже младшего сержанта. Рядом стоят Антонина и Лариса.

Часть людей, особенно женщины, направились к выходу. Идущие впереди две модно одетые женщины разговаривают почти шепотом.

– Она поторопилась умереть, – говорит одна, – сегодня утром Иван Иванович уладил все дела. Сунул, как он выразился, несколько пачек, и те закрыли дело.

– Леночка, – говорит другая, – я бы на ее месте не один, а несколько инфарктов прихватила. Так, как она действовала, нельзя. Нехорошо о покойнице говорить плохо, но она была порядочной свиньей. Могла на других нагадить свысока и получать при этом наслаждение.

На кладбище стало тихо. Все направились к выходу. Петр в правой руке держал свою палку, левой – под руку Ларису. Павел шел в обнимку с Марией Васильевной и с Антониной.

– Я возьму с собой аттестат зрелости, – говорил Павел матери, – у нас в городе там есть филиал Всесоюзного заочного машиностроительного института, командование разрешает сдать документы и попробовать летом туда поступить.

– А по окончании службы можешь перейти на очную? – спросила Антонина.

– Зачем? Лучше поступлю на работу, а вечерами буду учиться самостоятельно, зато у меня вместо теории, что будут долбить на лекциях, будет практика. Это намного ценнее для дальнейшей работы.