– Ну ты, Паша, чудак! Дай поспать!

Елисеев вылил всю кружку на голову Петра. Тот вскочил и сел. Недоуменно смотрел на брата и Елисеева, стал руками щупать подушку.

– Как теперь я спать буду на этой мокрой подушке? – негодовал Петр.

– Теперь долго ты не будешь спать на этой подушке. Тебе и подушку дадут новую, и нары, почище твоей кровати, – спокойным голосом стал объяснять Елисеев. – Ты меня узнал?

– Узнал, Николай Иванович.

– А вы говорите, он вдребадан, не вспомнит. У него память лучше, чем у вас, – засмеялся Елисеев.

– Товарищ капитан, в последнее время вы часто снились мне. Я вас как будто ждал и боялся. Этот инцидент всю жизнь меня угнетает. Я не героем стал, а калекой. Так я хотел этого паразита, фронтового друга отца, задушить собственноручно, но… я очень трусливый, у меня не хватило мужества пойти заявить в милицию, что все это не так было. Совесть мучает, а ничего не могу сделать.

– Да, убить человека – большой грех, всю жизнь будет мучить совесть, – подтвердил Елисеев.

– Убить? – удивился Петр. – Если бы я его убил, я вообще бы сошел с ума. Меня мучает то, что я стал липовым героем, якобы блестяще выполнившим свои воинские обязанности, а в самом деле из-за корыстных намерений нарушил устав и правду об убийстве никому не говорил.

– Постой, постой! – прервал Петра Елисеев. – Как это не ты стрелял в него?

– Когда я им дал знак фонарем и они из леса пошли ко мне…

– Кто они?

– Этот нарушитель и Никанор Иванович, у меня руки задрожали. Боялся, что с высоты промахнусь, слез с вышки и решил стрелять из положения лежа. Все равно промахнулся, чуть задел ему левое плечо.

– А потом?

– А потом бросил винтовку, как последний трус, и убежал. Оттого и ранение ноги сзади. Потом услышал еще выстрел, но это не в меня стреляли. Это Никанор уложил этого нехорошего человека.

– А когда же ты из винтовки стрелял и попал ему в глаз?

– Это когда уже он был мертв. Никанор Иванович позвал, даже приказал подойти, взять винтовку и стрелять ему в лоб. Я боялся к нему подойти, думал, он опять в меня выстрелит. А Никанор Иванович говорит: «Не бойся, он уже мертв!» Все же у меня руки задрожали, в лоб не попал, а попал в глаз.

– Ну и дела! – Елисеев встал и пошел к выходу, открыл входную дверь и пригласил двоих, ждавших его на лестничной клетке, людей.

– Ну, липовый герой, тебе одеваться нечего, ты даже обутый уже, сейчас пойдешь с нами и расскажешь все это поподробнее. – Затем Елисеев обращается к Павлу. – Квартиру опечатать надо? Ведь он не скоро вернется сюда.

– Не стоит. В этой квартире прописана еще его жена. Она ушла от него, живет сейчас у родителей. Юридически теперь она хозяйка этой квартиры.

По улице идут Павел Антонов и Лариса. У обоих грустные лица.

– Ты говоришь, лет пять не заходила к нему домой? – спрашивает Павел у Ларисы.

– Да, как он отобрал у меня ключи, я к нему больше не ходила. За ним я следила постоянно, но издали, чтобы он не увидел меня. Все ждала, что он опомнится, ему надоест эта холостяцкая жизнь, и сам подойдет ко мне с извинениями. Ведь я его, паразита, до сих пор люблю. Он был моей первой любовью и, наверное, последней. Я теперь почти старуха, и еще буду ждать, пока он срок отбудет. А большой дадут ему срок?

– Убийство человека по предварительному сговору, нарушение уставных обязанностей, кто его знает, что еще припаяют. Я-то не юрист, не знаю. Видимо, большой.

– А ключи от квартиры ты у него не отобрал?

– Его квартира, видимо, давно не запиралась. Ни замков, ни ключей и ничего, что было при матери, не осталось. Ты купи замок, найми мастеров, пусть отремонтируют дверь. Когда в первый раз туда пойдешь, возьми кого-нибудь с собой, я боюсь, ты там в обморок упадешь. Можешь туда переехать жить, можешь в наем отдать. Квартира теперь твоя. Я тороплюсь вернуться в Москву, найти хороших юристов, проконсультироваться. Если нужно, хороших адвокатов нанять. Я даже не знаю, с какого времени нанимают адвокатов: когда идет следствие или когда дело передадут в суд.

Лариса вдруг заплакала.

Павел стал успокаивать ее.

Прошло еще пять лет…

В углу небольшой комнаты в доме Павла Антонова за письменным столом сидит дочь Антонова Маша и делает уроки. Мать стоит над изголовьем дочери и наблюдает. Дочь решает вслух:

– Два плюс пять плюс семь будет четырнадцать и два в уме, будет шестнадцать. Тысяча шестьсот тридцать четыре, правильно?

– Молодец, дочка, правильно. Теперь собери все в портфель, пойдем папу встречать.

– Куда? На вокзал?

– Нет, доченька, на вокзал не успеем. Возле дома мы его подождем.

– Я его попросила из Риги привезти мне что-нибудь вкусненькое. Что там есть такое, чего у нас нет?

– Рижский бальзам в таких глиняных бутылках, но это для взрослых, не для тебя. А тебе папа найдет что-нибудь вкусное, привезет.

Тут раздается звонок в дверь.

– Ну вот и папа приехал, видимо, брал такси, в метро так быстро бы не успел, – сказала Антонина и пошла открывать дверь. Дочь побежала за ней.