– А какие специальности на этом факультете? – спросила Мария Васильевна.

– Там готовят специалистов и по горячей обработке, и по холодной обработке металлов. Я, наверно, выберу факультет, который, кажется, называется так: «Автоматизация обработки металлов резанием». Там готовят инженеров-технологов механического производства.

Они уже вышли с территории кладбища туда, где стояли два автобуса, возле которых стояли мужчины и курили. Когда подошла эта группа людей с Марией Васильевной и с детьми покойной, мужчины им помогли сесть в автобус и сами сели. Автобусы отправились, а за ними три «Волги» ГАЗ-21 с оленями на капотах, машины работников базы. В последней машине сидели только две модно одетые женщины, которые шли вместе к выходу, та, которую звали Леночка, – за рулем, другая – рядом.

Прошло пять лет…

Вот обшарпанный подъезд дома, где живет Петр Антонов, вот отличающаяся от остальных дверь квартиры Ксении Ферапонтовны № 51, только теперь цифра «единица» оторвана в верхней части, то есть шуруп, крепящий цифру, выскочил, и единица прислонилась к пятерке. Остальное – как при жизни Ксении Ферапонтовны. Если проникнем внутрь квартиры, там тоже незаметно каких-либо изменений в интерьере и убранстве квартиры.

Прежде, чем пройти на кухню, одним взором смотрим на массивные часы с боем в комнате. Они показывают шесть часов десять минут. А проникнув на кухню, заметим любопытную картину: по радиорепродуктору диктор проводит занятие утренней гимнастикой. Петр голый, в одних трусах, сидит на табуретке и по команде диктора чуть поднимает левую ногу и правой рукой достает пальцы ног, затем по команде неуклюже опускает эту ногу и поднимает правую, старается достать пальцы левой рукой. И так, по команде «раз, два, три, четыре» Павел, сидя, старается выполнять упражнения. На столе стоит бутылка с водкой и рюмка. Сделав несколько движений, Петр бросает это занятие, берет бутылку, наливает рюмку и хочет выпить. В это время входит на кухню Лариса с заспанными глазами, натягивая на себе халат. Увидев Петра с рюмкой в руке, выбивает рюмку из рук. Та падает на пол и разбивается.

– Мать бы сума сошла, увидев разбитой рюмку из чешского стекла, и не простила бы тебя. Мне тоже надоело тебя прощать, – заплетающимся языком говорит Петр.

– Мать твоя с ума бы сошла, увидев тебя оформленным алкашом, а на эти стекляшки она бы наплевала.

– Я не алкаш! Я свое горе заливаю.

– Не слишком ли рано начинаешь заливать?

– У меня большое горе.

– Такое большое, что если попозже начнешь, не успеешь залить, бедненький. Какое у тебя горе, алкоголик несчастный?

– У меня мать умерла.

– Уже пять лет, как она умерла. У всех умирают матери.

– Она умерла по моей вине, понимаешь? Выходит, что я виновен в смерти моей единственной матери. Это у Павла две матери, а у меня она была единственная. А я ее убил. Я написал ей письмо, что я умираю, а она денег не высылает. Она – мать, не могла вынести смерть сына. Где тебе понять? Ты же не мать. Уже четыре с лишним года женатый, а ты не можешь родить мне наследника. А она меня очень любила.

Взял Петр бутылку и хотел из горлышка выпить. Лариса выхватила из его рук бутылку и стала выливать содержимое в раковину.

– Она об этом и не переживала, отлично знала твое состояние из письма Павла. У нее были неприятности на работе, о которых она очень переживала.

Эти слова до Петра и не доходили. Как увидел, что Лариса водку выливает в раковину, у него аж уши покраснели. Он хотел выхватить из рук Ларисы бутылку, но она оттолкнула его так, что он чуть не упал, сел прямо на табурет.

– Ах так? – стукнул он кулаком об стол. – Я уже говорил, что мне надоело прощать твои выходки. Я тебя привел домой в качестве жены или в качестве ментовского контроля надо мной? Все! Я больше терпеть не намерен. Собери свои вещи и давай сюда ключи от моей квартиры!

Петр, хромая, но быстрым шагом вышел в коридор, из кармана пальто Ларисы вытащил связку ключей и стал демонстративно крутить вокруг пальца.

– Знаешь, чем держат жены своих мужей? Это такой вопрос задавали в «Армянское радио». Оно ответило: немка – питанием, англичанка – воспитанием, там еще кто-то чем-то, и, наконец, японка – грацией, а русская – судом и парторганизацией. Так что, я не член партии, можешь подавать в суд. У нас совместно нажитого ничего нет, это все осталось от матери. А сейчас пятнадцать минут на сборы и марш из этого дома без оглядки!

– Думаешь, я сейчас брошусь в ноги извинения просить? Мне самой осточертела такая жизнь. Так что прощай, алкоголик несчастный. Я пока на развод не подам. Опомнишься, придешь за мной. Нет – тогда уж разойдемся по закону.

Прошло еще пять лет…

Павел Антонов, уже представительный мужчина, больше тридцати лет, в костюме и в галстуке с женой Антониной едут на такси по Москве. Вот уже проходят Комсомольскую площадь и направляются по Русаковской улице.

– В Сокольниках возле метро поворачиваем налево? – спрашивает водитель такси.

– Нет, лучше у кинотеатра «Орленок» поверните налево. Так поближе, – отвечает Павел.

И вот машина останавливается возле подъезда. Из машины выходит Павел, за ним и Антонина. Расплачивается он с водителем, благодарит. Тот уезжает, а Павел с Антониной заходят в подъезд.

– Машенька, наверное, уже спит, – говорит Антонина, – время очень позднее. Если спит, не надо будить, так понесем к себе осторожно.

На втором этаже они звонят в квартиру № 48.

– Кто там? – раздается женский голос из квартиры.