– Она тоже захворала, лежит в гостинице. А банкет состоится. У Владимира Сергеевича в Москве много покровителей из высшего круга. Разве он упустит момент, чтобы с ними не пообщаться за столом.

– А тебе это нужно?

– Нужно, брат, нужно! У вас всегда гордо произносили: «Партия и Ленин – близнецы братья. Мы говорим партия, подразумеваем Ленин, мы говорим…» и так далее. А сейчас, брат, другие пошли времена. Мы говорим: «Бизнес и власть – близнецы братья». Он мне помог, когда я начал свой бизнес, затем я ему помог. Во время избирательной кампании не один миллион неденоминированных рублей потратил я на него. Он стал депутатом областной думы, а я, естественно, – помощником депутата. По должности я обязан помогать ему. Вот он созвал свою шайку-лейку, говорит: «Все нужные люди, а нужных людей надо знать в лицо». Авось они когда-нибудь и мне пригодятся. Потому и они будут пить, а платить буду я, ведь я не пьющий, знаешь об этом, я писал. Я завязал раз и навсегда, а в таких компаниях нельзя быть трезвенником, не уважают трезвенников. Официанты уже знают, в мою рюмку нальют «Нарзан». За столом никто не заметит. Чтобы тебя уважали, надо порой лезть целоваться и с пьяным видом спрашивать: «Ты меня уважаешь?»

– А что это за нужные люди?

– Разные чиновники высокого ранга. Кто-то в Думе заседает с Владимиром Сергеевичем, кто-то из разных московских палат, словом, свои люди. И, как говорят: «Друг моего друга и мой друг», этот принцип я должен соблюдать.

– Да, кстати, этот телохранитель говорил, что ваш Владимир Сергеевич меня знает. Откуда он меня знает? Не у меня ли он учился? Какой он вуз окончил?

– Он вузов не оканчивал. Диплом, по-моему, он купил сразу, после освобождения. А с тобой он встречался, когда ты приезжал ко мне в лагерь. Он тогда в лазарете со мной лежал.

– Этот криминальный авторитет?

– Да, Вован. Тогда его так звали. Это сейчас он Владимир Сергеевич.

Павел Семенович сразу изменился в лице, голова закружилась, ему стало плохо. Он хотел опереться обо что-нибудь или сесть, но на площади такой возможности не было. Петр заметил это, взял брата под руку.

– Да, брат, ты был и остаешься коммунистом, не можешь терпеть людей, которые когда-то не особо уважали советские законы. Не можешь забыть их якобы криминальное прошлое. Не уважаешь ты деловых людей.

– Петр, я тебя прошу, не обижайся, я не могу сидеть в такой компании и поднимать тост за здравье уважаемых новых вождей страны и боссов бизнеса.

– Понимаю, брат. Если уж считаешь, что гусь свинье не товарищ, я не могу заставить, чтобы ты изменил свое мнение. Ты мой родной и единственный брат, мой любимый брат. У нас разное мировоззрение, но мы братья и любим друг друга.

Петр обнял брата, прижался к щеке, затем повернулся и пошел к входу в ресторан, произнося:

– Чао! Подробнее поговорим через месяц. На обратном пути я остановлюсь у тебя. Антонине привет!

Павел ничего не сказал, повернулся и пошел в сторону Тверской улицы, с намерением скорее поймать такси до дома. Еще не успел руку поднять, как остановилась рядом машина ВАЗ-2104. Водитель стал опускать стекло правой передней двери.

– Шеф, не подбросите меня до Сокольников?

– С этим намерением я и остановился.

– А сколько возьмете?

– Я извозом не занимаюсь, не знаю таксы. Сколько дашь, столько и возьму.

Антонов, который уже приоткрыл дверь и хотел сесть, захлопнул дверь машины и рукой сделал жест, чтобы тот проехал.

– Да садись! Я тебя бесплатно повезу, Антонов из чертовой дюжины.

Антонов открыл дверь и стал внимательно разглядывать лицо водителя.

– Вспомни институт, нашу пятерку заочников, пять человек с тринадцатым вариантом. Всегда распределяли, кому по какому предмету делать контрольную, остальные переписывали. А мы с тобой в один день диплом защитили. Вспомнил?

– Вспомнил, вспомнил, – говорит Павел Семенович, который уже сел в машину и захлопнул дверь. – Но ты тогда был курчавым, у тебя был шикарный чуб, а теперь лысый.

– Как говорят, «умные волосы покидают дурную голову», – ответил водитель и поехал.

– Я сейчас уже забыл, как тебя зовут, но до сих пор помню твою дипломную работу: «Агрегатный станок для обработки биметаллических секторов для тормозных дисков авиационных колес». Я тогда восхищался, как здорово придумано: один станок заменяет два токарных, три фрезерных и два сверлильных станка, не внедрили в производство твой станок?

– Да ты что? Это были советские времена. Я как-то сказал начальнику цеха, где обрабатывают эти сектора, что при внедрении такого станка вместо 14 человек, работающих в двух сменах, могут остаться только четыре человека: два станочника и два наладчика, по одному в каждой смене. А он пальцем возле виска крутит, мол, ты что, парень, в своем уме? И говорит: «А остальных людей куда дену? Увольнять, что ли?» А главный инженер завода посмотрел на проект и говорит: «Идея хорошая, но неосуществимая. Станкостроительные заводы для одного, двух станков, что нужно нам, разрабатывать такой станок не станут, а самим пыхтеть над этим некогда, да и некому. Все вспомогательные цеха перегружены работой». А ты как живешь? Как-то я встретил Наташу из нашей группы, фрау Хенкель, что за немца замуж вышла с третьего курса, у нее тоже был тринадцатый вариант, помнишь?

– Помню, помню.

– У нее сейчас сын учится в нашем институте. Она говорила, что ты уже там декан факультета. Правда?

– Правда.

– Ну ты молодец! Продолжил учебу, защитил степени. А я, как директора нашего завода перевели на соседний, крупный завод и он переманил меня туда, сразу назначил начальником конструкторского бюро, погрузился в работу, стало не до ученых степеней, как говорится, текучка заела. Время ушло, годы ушли, как ты заметил, постарел, раньше срока полысел. А ты молодец, совсем не изменился. Я тебя сразу узнал. Смотрю – Антонов из чертовой дюжины, шибко озабоченный чем-то, словно поддатый, чуть под колеса не попал.