Пока участковый отворял дверь квартиры Натальи ее же ключами, Родион Витальевич обратился к дамам с просьбой рассказать об их соседках.

— Бабуля ничего не скажет, — перекатывая во рту жевательную резинку, заявила внучка, — она туговата на ухо, да и видит плохо.

— А что Вам известно о живущих здесь девушках? — не обращая внимание на развязанное поведение девушки, поинтересовался Родион Витальевич.

— Да ни че особенного, — фыркнула девчонка, — я вообще-то в соседнем доме живу, а у бабули ночую только когда мамка накажет и из дома выгонит.

Оценивающе оглядевший девицу с головы до ног Полянский, сразу же догадался о причинах ее конфликта с матерью — одна лысая голова и широченные тоннели в ушах едва вышедшей из подросткового возраста понятой чего стоили!

— Вы знали всех трех соседок в лицо? — продолжил уточнять Родион Витальевич.

— Ну да, — чавкая, заявила девушка, — Наталью я редко видела — она, кажется, в каком-то крутом салоне работает и пропадает там целыми сутками. Лолита — серая мышка, вечно с какими-то книгами таскается. А Рената, та вообще оторва — у нее что ни вечер, то новый хахаль; я сама много раз видела, как она возвращалась домой в сопровождении разных там кобелей.

Полянский заметно покраснел: вдруг понятая видела и его в числе многочисленных спутников Ренаты?

— Кроме того, что одна из сестер постоянно меняла мужчин, соседки давали вам причины для беспокойства? — перебил девушку Родион Витальевич. — Шумели, буянили?

— Ась? — вступила в разговор бабушка. — Чаго говорите? — старушка подошла поближе к следователю, беседовавшему с ее внучкой, и подставила правое ухо, к которому был прикреплен слуховой аппарат.

Раздраженно выдохнув, девушка покрутила на хитроумном приспособлении колесико, прибавляя звук. Она делала это с такой ловкостью, что Полянский предположил, что внучка умышленно отключает слуховой аппарат, чтобы старушка не услышала лишнего.

— Спрашивают, мешали ли тебе соседки снизу?! — прикрикнула на бабушку родственница.

— Хорошие девочки тута живут, — пошамкав беззубым ртом, заверила следователей старушка, — никаких хлопот никому не доставляют. Так — пошалят немножко, похихикают, да и почивать ложатся…

— Не слушайте Вы ее, — отрезала внучка, — у моей бабушки все хорошие.

«Ну да, — подумал Полянский, — раз уж это божий одуванчик тебя терпит, то соседки для нее и вовсе ангелы!»

В квартире сестер царил полный порядок — ни брошенной на пол вещи, ни грязной обуви, пыли — и той не было. Обследовав маленькую, но уютную прихожую, следователи прошли в зал — огромная плазма на стене, диван напротив. Полянский покосился на двуспальную кровать рядом с окном, силясь отогнать от себя связанные с ней воспоминания. От беспокойных мыслей его оторвало настойчивое желание молоденькой понятой сунуть свой любопытный носик в шкатулку с драгоценностями, стоявшую на журнальном столике, — пришлось урезонить девушку, указав ей на роль стороннего наблюдателя, не больше! В платьевом шкафу, аккуратно одетая на вешалку обнаружилась белая шелковая блузка — на ее левом рукаве не хватало одной пуговицы, выполненной в виде перламутрового сердечка. Еще одна отсутствовала возле самой горловины и, как отметил Полянский, в отличие от первой, словно бы аккуратно срезанной, эта была именно оторвана — об этом свидетельствовала небольшая дырочка и порванные нитки на том месте, к которому она была ранее пришита.

Пришедшие обследовали кухню, вторглись в ванную — святая святых каждой уважающей себя девушки. Полянский, помня рассказ Натальи о том, что именно она взяла в тот злополучный день на складе, отыскал еще неиспользованные пакетики с образцами крема и масок, облегченно вздохнул и прихватил их с собой, чтобы затем показать эти экземпляры Клочковой и подтвердить правдивость рассказа подозреваемой. А вот обнаружить недопитую бутылку вина, которую девушка якобы убрала в холодильник, так и не удалось.

Еще больше вопросов возникло у следователей, когда они отыскали коробку, на которой значилась надпись «наши бумажки» — в ней было все: копии чеков на дорогостоящие приобретения, несколько школьных фотографий, медицинская книжка, справки из местной поликлиники и прочие важные документы. На дне, упакованные в полиэтиленовый пакет, хранились деньги — достаточно увесистая пачка. Но вот что странно — среди всего многообразия вещей не было ни одной, оформленной на имя Ренаты или Лолиты.

— Если сестры Натальи сбежали и забрали с собой свои документы, то почему оставили в сохранности деньги? — задал резонный вопрос Полянский.

— А что если девушки поделили сбережения и забрали только свою долю? — предположил Родион Витальевич. — Нам доподлинно неизвестно, какую сумму удалось скопить сестрам.

Это был веский довод, достоверно объяснявший суть происходящего. И все же Стас не верил, что Рената и Лолита могли сбежать, оставив Наталью в беде — слишком дружными были девушки.

В распоряжении следователей осталась еще одна комната, отгороженная от зала бамбуковой занавеской. Стас помнил, что Рената заходила туда в тот вечер, когда он впервые оказался в ее жилище. Тогда Полянский решил, что в этой комнате ночевали сестры, когда Рената приводила в дом ухажеров. Но он ошибся — это была не спальня, а гардеробная, она же миниатюрная версия косметического салона. Огромное трюмо и массивный комод с множеством шкафчиков, масса косметических средств и яркий прожектор, дававший необычайно яркое освещение — вот, что предстало глазам следователей, когда они зашли за занавеску.

— Эта комната напомнила мне гримерную одной знакомой актрисы, — хмыкнул Родион Витальевич, — когда-то мы были с ней очень дружны.

В одном из ящиков комода следователи обнаружили черный парик, выполненный из натуральных волос. Полянский повертел находку в руках, припоминая, что в момент близости Рената так и не позволила ему прикоснуться к своей голове. Теперь он понял отчего.

— Не предполагал, что Рената носит парик… — выдавил из себя Стас.

— Мне порой кажется, что женщина создана именно для того, чтобы нам, мужчинам, было некогда скучать, — сообщил Родион Витальевич. — Я могу найти ответы на многие вопросы, но некоторые поступки противоположного пола навсегда останутся для меня тайной.