Шрифт:
Молодой человек с большой шевелюрой куда-то побежал и минут через десять вернулся с улыбкой до ушей.
– Все! решился вопрос, - сказал он радостно.
– За вами приедет бричка, которую будут тащить лошади. Вы поедете на бричке, как ездили помещики в восемнадцатом веке. Это романтично. Это председательская бричка. Уже есть полная договоренность. Ждите, через два часа бричка будет здесь.
Я ушел побродить по районному центру, посмотреть, что продается в магазинах, но, как и везде, в магазинах было много водки - первый признак коммунистического изобилия, хозяйственное мыло, спички, рыбные консервы и хлеб. И марксистской литературы, бери, не хочу. Все остальное - шаром покати.
Бричка, однако, прикатила за мной только на следующий день. А ночевал я в гостинице. Отдал рубль сторожу за ночлег. Одеяло он мне нашел, а вместо подушки использовал кулак
Райкомовские молодые крысы к этому времени расползлись, кто, куда и мне пришлось малость раскошелиться, чтобы не бродить всю ночь по темным улицам захудалого городка.
***
В десять утра прибыла председательская бричка с человеком на козлах, как в старину.
Мы поехали по грунтовой дороге, раскисшей от осенних дождей и таяния снега. Нигде ни одного садового дерева, земля похожая на слизкий конский навоз: ткни палец весной, брось зерно, и оно поднимется высоко и даст богатый урожай золотистых пшеничных зерен. Недаром помещики до революции собирали колоссальные урожаи и Россия занимала едва ли не первое место в мире по сбору зерна и продавала заграницу. Но появился дедушка Ленин, всех вырезал, собрал своих пролетариев и сказал: пользуйтесь, но коммуной. С тех пор Россия (СССР) всегда покупала хлеб у загнивающих капиталистов.
Я слабо понимал тогда эти процессы, но едва мы отъехали приблизительно пять километров от районного центра, как показались уже полу съеденные птицами горы пшеницы под открытым небом.
– Что это? Почему не накрыли пшеницу, ну, хотя бы шифером?
– спросил я у кучера, который, было, немного задремал, поскольку лошади хорошо знали дорогу и шли размеренно.
– Да так, вишь, собрали, отрапортовали и забыли. Хорошо хоть птицы кормятся, - ответил он и достал махорку и кусок газеты, чтобы скрутить самокрутку и подымить.
– Ну, у вас-то хоть хлеб есть?
– Раз в неделю привозят. Батоном можно голову разбить как булыжником.
Наконец, замелькали убогие хатки, кое-где с соломенной крышей и одним окошечком, похожие на грибы, вдоль не асфальтированных проспектов имени Ленина, куда без резиновых сапог ступить невозможно. Я сжался от ужаса: на ногах старые, дышащие на ладан туфельки со стертыми каблуками, если придется сойти с брички и топать пешком, от этой обуви ничего не останется, подошвы останутся в грязи, и я носках.
Лошадьми правил дед Карась Иванович в грязной бараньей шапке и старой военной куртке на меху.
– Чем вы сейчас занимаетесь?
– спросил я его.
– Урожай убран, посевная закончилась. Что делают сейчас колхозники?
– Как что? водку жрут, ядрена вошь. А чо ишшо делать?
– Свою или магазинную?
– Конечно, свою, а то, как же!
– Магазинная лучше.
– Да ты что, милок? да где ж денег взять на магазинную, сами гоним. Пойдешь вечерком, пшенички колхозной насобираешь, заквасишь, и вари, сколько хошь, сама текет, родная.
– Не жалко пшеницы?
– А чего жалеть-то? Вон она гниет, шиферным листом даже не прикрыта, сам видишь, да мыши ее грызут вволю, соревнуясь с птицами. С таким трудом собрали, а хранить негде и увозить никто не желает. Собрали, свезли, ссыпали в одно место, отчитались, а дальше - хоть трава не расти: никому ничего не надо. Сталина надо возвращать. Зря его раскритиковали. Тогда порядок был. Нашего брата лупить надо как старую клячу, которая воз тянуть не хочет, особенно если брюхо полное.
– Он потянул лошадей кнутом по крупу, да так сильно, что лошади рванули прямо в лужу, куда мы чуть не опрокинулись. На одном из сельских клубов с разбитой вывеской висело объявление: "Внимание! Сегодня в 18-00 в нашем клубе - Лекция на тему: "Любовь и дружба промежду Ильичом и Наденькой Крупской". Лектор Елисеев из обкома партии. Вход- бесплатный. Опосля - танцы под гармошку. Да здравствует коммунизм"!
Солнце уже клонилось к закату, когда мы приехали в Коммунарку, деревню, где висело это объявление. Из Коммунарки у нас учился один студент Коля Мякота, известный теперь на всю деревню. В прошлом году, в сентябре месяце, мы работали в колхозе, и я жил в этой семье.
Сестричке Коли было тогда пятнадцать лет, она созревала, как южный сладкий плод, бедра округлились, огонь появился во взгляде. Интересно, как она выглядит сейчас, подумал я.
– Надоть на ночлег вам устроиться, - сказал Карась Иванович.
– Могет, к молодке какой, а?
– Я не по этой части, - сказал я.
– У меня в этом селе знакомая семя Мякоты, там я и буду ночевать.
– Ну, там девка - кровь с молоком, совсем неплохо.
– Она работает?
– А то, как же? дояркой в колхозе. Наш председатель к ней прицеливается. Он уж всех молодок перепробовал, крепкий мужик. Пёс, и мою дочку испортил. Устроил ее, правда, потом в город на работу. Там ей операцию сделали, ребятенка извлекли... , а вот и хата Мякоты.
– Тогда я здесь сойду, - сказал я.