Шрифт:
– Выпей еще, не стесняйся и мне налей, - предложила она, подставляя бокал для вина.
– Мне больше нельзя, - взмолился я.
– А ты ешь, ешь, не стесняйся. Голодный ведь, по глазам видно.
Промычав что-то, вроде того, что мужчина есть мужчина и он может выпить бутылку один, я отхлебнул еще немного водки. Мы еще выпили и даже чмокнули друг друга, - я ее в губы, а она меня в щеку. Она больше не подставляла губы, а я не искал их, - я снова храбро уничтожал все, что было на столе.
В это время загремел телефон.
– Опять, - произнесла Лена недовольным голосом.
– Не подойду. Покоя от них нет.
Но телефон на короткое время замолк и снова начал реветь. Лена встала, моргнув мне при этом, она уже была разогретая шампанским и смотрела на меня как на петуха, но, поморщившись, подошла к телефонному аппарату.
– Костя, это ты? Какими судьбами? Ты только что приехал из Харькова? Ну и дела! Ты хочешь приехать к нам? Но...сегодня у нас полно народу. Две тети по материнской линии и дядя по отцу неожиданно нагрянули...ты уж не обессудь, ладно? Я к тебе в гостиницу? Не получится. От меня толку мало. Почему? Да потому, что я болею. У меня болезнь, которая бывает один раз в месяц. Позвони денька через три, хорошо? Я компенсирую...
Я слушал ее речь, как приговор суда. Обхватив голову руками, я понял, что мои растопыренные пальцы впитывают влагу волос. Капельки пота потекли вниз по лбу. От расстройства я налил себе сам и опрокинул рюмку одну за другой и не заметил, как она подошла к столу и погладила меня по затылку.
– Не обращай внимание. Сегодня ты - мой, а я твоя. А что будет завтра - посмотрим: будет день - будет пища, как говорится. Выпей еще.
Лена сладко потянулась, порхнула ко мне на колени, обвила мою шею длинными, гибкими руками и впилась в губы. Я чуть не задохнулся в ее жарких объятиях. Только она просунула ручку под ремень, чтоб довести меня до умопомрачения и чтоб я ее тут же раздел, как снова загремел звонок. Я вздрогнул и схватил ее за руку.
– Иди, - сказал я.
Она поднялась, но не с такой прытью, как раньше и нехотя подняла трубку.
– Ты мне уже надоел, не звони больше. Почему? Да потому что ты кисель...и то, что у тебя там только для курицы, но не для женщины, такой как я. У меня друг... Он уже ждет, я пошла. Больше к телефону не подойду. Гм, только попробуй, я позвоню в милицию.
Она бросила трубку, повернулась ко мне и произнесла:
– Пойди, сделай что-нибудь, чтоб не тарабанил этот телефон. Сделай замыкание, что ли...
Я сидел, не шевелясь. Я чувствовал, что у меня самого произошло замыкание, и что мне больше не хочется ни этих губ, ни объятий, ни того, что у нее там...горит и требует массажа, возможно, всю ночь с короткими перерывами. Я лихорадочно стал соображать, как же выйти из этого положения, в которое попал по своей наивности.
– Ну что ты? Я вижу, ты скоро заснешь.
Она стала расстегивать халат, а я вместо того, чтобы искать ее роскошную грудь, ткнул вилку в очередную порцию отбивной.
– Ну, поешь, а потом приходи в спальню. Я жду тебя...голенькой.
Она как кошечка неслышно посеменила в спальню, оставив меня одного. Я не знаю, как, но я свалился на диван и заснул. Когда вернулась Лена и улеглась рядом, я проснулся и понял, что не имею права больше лежать, как бревно. Ее жаркие губы впились в мои, а ладошка, такая мягкая и такая жаркая начала делать круговые движения по моему животу.
Любой мужчина в этой ситуации похож на зверя и с невероятной скоростью бросается на свою зверюшку. Я окончательно проснулся и попытался сделать то же самое. Я раскидал ватные ножки Лены, но в самый ответственный момент, когда надо было проникнуть в открытую форточку, моя плоть...повисла веревкой.
Лена тяжело вздохнула и ушла в спальню, не сказав ни слова.
Опозоренный, я стал лихорадочно соображать, что делать, почему так получилось, почему именно в тот момент, когда надо было войти в сказочные апартаменты, я не сумел этого сделать. "Этого не может быть, - сказал я себе и поднялся с кушетки.
– Надо еще раз попробовать".
Свет луны рассеивал мглу через стекла окон, и я свободно прошел в спальню, где на роскошной кровати почивала Лена, слегка посапывая. Рядом на кушетке была убрана постель. Это для меня. Я сел, скрючился, поглядывая на Лену и, особенно на ее выставленную из-под одеяла, ножку.
Вперед! Сказал я себе и переполз на кровать. Лена, будучи сонной ни на что не реагировала. Она лежала голенькая. Я без труда очутился на ее груди и раскинул ее ножки, как веревки, чтоб приступить к своим обязанностям. Но вышел только суррогат: Лена даже не среагировала и только ручками стала выталкивать меня из-под одеяла.
Я повиновался. Мне нечего было сказать, у меня не было оправдания. Я тихонько сполз, как раненый уж, ушел на кухню, облачился в свою жалкую одежду, прошел в прихожую, не зажигая света, бесшумно миновал дверь и вышел на улицу.