Это была великая загадка. Её можно было объяснить либо невежеством, либо злоумышлением. Но ведь человечество погрязло в великих заблуждениях, упорствовало в них, возвело их в ранг священных истин и не хотело от них отрекаться.

Пётр Павлович поступил в Посольский приказ по стопам своего отца и служил переводчиком; тому уж было более тридцати лет. Царь оценил его способности: ведь он отлично владел латынью, французским, немецким, голландским и польским языками. Так он оказался в составе Великого посольства, и так началась его дипломатическая карьера. Он готовил русско-датско-польский союз и польско-русский союз. Любимец царя Фёдор Алексеевич Головин [37] , возглавивший в ту пору петровскую дипломатию, Ямской приказ, Оружейную, Золотую и Серебряную палаты, сделал Шафирова тайным секретарём при своей канцелярии. После смерти своего благодетеля в 1706 году Пётр Павлович продолжал возвышение: вице-канцлер и управляющий почтами, барон, вице-президент коллегии Иностранных дел... Да, царь его отличал и ему покровительствовал, особенно после Прутского похода, когда он обхитрил великого везира, да и самого султана, заключив Адрианопольский договор на выгодных для России условиях...

Таков был Пётр Павлович Шафиров, отличавшийся тонкостью обхождения, желанный гость во многих сановных домах. Он много знал и многое предвидел, и беседа с ним доставляла князю Дмитрию истинное наслаждение. Они обычно беседовали на латыни, особенно в присутствии посторонних.

— Дорогой князь, только не говорите мне, что я помешал вашим учёным занятиям. — Шафиров шёл к нему с протянутой рукой. — Начать с того, что я сам это знаю. Но всё-таки превыше всего дружеская беседа: обогащая — радует.

— Я совершенно с вами согласен, дорогой Шафиров. И ради общения с вами готов радостно бросить все свои занятия, даже самые неотложные.

— Что вы называете неотложными, князь?

— Подготовку к низовой экспедиции.

— Ого-го! На дворе начало марта, а сия эскапада нашего повелителя начнётся не прежде, чем Волга очистится от льда. А это произойдёт в лучшем случае в начале мая. У вас времени более чем достаточно.

— Дурная привычка всё делать заблаговременно не оставляет меня и в новом моём отечестве, — отозвался князь с деланной улыбкой.

— Вы поступаете вопреки российским традициям: делать всё с замедлением. — Шафиров иронически улыбался. — Как государь ни старается вколотить своею дубинкой исполнительность и обязательность, как ни свирепствует князь Ромодановский в своём застенке, воз, как у нас говорят, и ныне там.

— В таком случае я подам пример исполнительности и обязательности, — И князь Дмитрий хлопнул в ладоши. Появившемуся камарашу он сказал: — Прикажи накрыть на стол. Да скажи княгине и княжне: пусть выйдут и приветствуют дорогого гостя.

Супруга князя княжна Анастасия не помедлила — вышла, отвесила Петру Павловичу церемонный поклон. И объявила, что не желает стеснять мужскую беседу, тем более что у неё накопились свои, женские, дела.

— Ну ступай, голубушка, — согласился князь. — А что Мария? — спросил он после небольшой заминки.

Княгиня невольно поморщилась:

— Она, как всегда, жалуется на головную боль и просит её извинить.

Когда княгиня вышла, князь Дмитрий, как бы извиняясь, развёл руками и произнёс:

— Мачеха и падчерица — обычный конфликт.

— Тем паче что они в одном возрасте, — с лёгкой улыбкой поддел его Шафиров, зная, что Кантемир не обидится; более того — не может обидеться: сватом у него был сам государь.

Кантемир поспешил переменить тему:

— Вы уже определены государем? Будем ли мы вместе, я был бы тому весьма рад.

Шафиров поморщился:

— Скорей всего, нет. В одном походе я уже побывал и, слава Богу, вышел весьма благополучен, хоть и весьма пострадал в турецких заложниках. Кроме того, предвижу: такого рода услуги, как в Прутском походе, государю нынче не понадобятся.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно уверен. Ныне покуситься на российское войско будет некому: в тех пределах нет ни армии, ни власти. Не почитать же властью каких-то там сатрапов шаха персидского.

— Но вы не принимаете в расчёт сумасбродства султана. Кому-кому, а мне, воспитанному по соседству с Эски-Сараем и Портой, более, чем такому страдателю, как вы, известна непредсказуемость его характера. Тем более усиленно подогреваемого французами.

— По части интриг французы большие мастера, это верно. Характерная нация, — согласился Пётр Павлович. — Чаю, однако, что султан ограничится пустыми угрозами и столь же пустыми телодвижениями. Хотя...

И Шафиров на мгновение задумался. Персия лежала как бы на ладони у Турции. Султан считал её своей провинцией. И шах не выходил у него из повиновения. Не выйдет и на этот раз.

— Государь заверит султана, что предпринял мирную экспедицию для наказания разорителей его купечества и обеспечения безопасности торговых путей.

— Заверить-то заверит, но кто ему поверит, — срифмовал князь. Шафиров захлопал в ладоши:

— Браво, князь! Складно! Это в равной степени относится и к султану, и к королю Франции.