Пётр — Волынскому

...здесь такая ныне глава, что не он над подданными, но у своих подданных подданный, и чаю, редко такова дурачка можно сыскать и между простых, не токмо из коронованных; того ради сам ни в какие дела вступать не изволит, но во всём положился на наместника свово Ехтма-Гирея, который всякого скота глупее.

...Думаю, что сия корона к последнему разорению подходит, ежели не обновится другим шахом; не токмо от неприятелей, и от своих бунтовщиков оборониться не могут... Другова моим слабым разумом я не рассудил, кроме того, что... нам безо всяких опасений начать можно, ибо не токмо целою армиею, но и малым корпусом великую часть к России присовокупить можно без труда, к чему удобнее нынешнего времени не будет...

Волынский — Петру

Запах талого снега с его особой свежестью — первое предвестье весны. Вдыхаешь его полной грудью, и хочется понять, отчего он столь неповторим, в чём его очарование.

Снег слегка просел, где-то там под ним уже слагаются ручейки, ещё не смея вырваться наружу. Ночной мороз костенит их, они замирают, а к утру снег покрывается плотной крупитчатой коркой. Она хрустит под ногами Марии, но пока ещё не проваливается. За нею, то забегая вперёд, то отставая, следует её верный телохранитель — пёс Гривей, кобель неопределённых кровей.

Невдалеке нетерпеливо позвякивает цепью ручной медведь Урсул. Он ещё молод, его отловили в окрестном лесу охотники из дворовых после того, как обложили логово медведицы и убили её. Медвежат — их было трое сосунков — разобрали: одного увёл себе и выкормил повар Кантемиров, и он по-первости бегал за ним как собачонка и тыкался ко всем в ноги. А когда заматерел, решено было на всякий случай посадить его на цепь — на этом настоял князь Дмитрий. Вдобавок он однажды задрался с Гривеем, как видно не поделив то ли вкусную кость, то ли какой-то другой лакомый кусок. С той поры они — пёс и медведь — относились друг к другу не то чтобы враждебно, но настороженно. Урсул пробовал завлечь пса в игру, заигрывал с ним: оба давно поняли, что у них нет права на вражду, она сурово пресекалась. Но и дружба не клеилась. Гривей чувствовал себя хозяином положения, ибо был свободен, мог забегать в людскую и даже заглядывать на кухню, откуда, впрочем, был прогоняем.

Мария покормила собаку, а затем понесла лакомство медведю. Гривей следовал за нею, сознавая важность своей миссии и ревниво следя за тем, как Урсул уплетает лакомые куски. Он было сунулся к нему в попытке стянуть один из них, но медведь грозно зарычал, и пёс тотчас убрался, поджав хвост: превосходство Урсула было ему очевидно.

Мария выговорила собаке за жадность и медленно, то и дело оскользаясь, пошла к крыльцу. Господский дом возвышался над местностью, и с крыльца открывалась живописная панорама: замерзший пруд с несколькими прорубями, где деревенские бабы полоскали бельё, а мужики сидели с рыболовною снастью, россыпь неказистых изб, лес, преимущественно лиственный, а потому голый, и зимник, с каждым днём обозначивавшийся всё чётче своей наезженностью и умножавшейся россыпью конских катухов.

Вдруг её внимание привлекло ещё далёкое движение многочисленного кортежа. «К нам», — подумала она — очередные визитёры спешат насладиться беседой с отцом, игрою мачехи на клавикордах и её, Марии, на клавесине.

Клавесин был её гордостью. То был презент государя. Официально он предназначался князю, большому любителю и знатоку музыки. Но на самом деле царь угождал Марии, обмолвившейся, что она не может поделить клавикорды с мачехой Анастасией.

Пётр приказал приобрести лучший клавесин работы антверпенских мастеров Руккерсов, чьи инструменты славились на всю Европу. Это было изящнейшее творение, украшенное искусной инкрустацией, где соседствовали бронза, слоновая кость и перламутр, с резными ножками и корпусом красного дерева в стиле Луи Каторз [51] . Она с увлечением разыгрывала пьесы Доменико Скарлатти, Жака Шамбоньера, Франсуа Куперена [52] , вытеснив из гостиной клавикорды Анастасии.

Был домашний конфликт, и князю Дмитрию пришлось приложить всю свою волю, чтобы погасить его. Это было нелегко: князь был сильно увлечён, проще сказать, влюблён как мальчишка. И, будучи на тридцать лет старше своей юной и капризной жены, пребывал у неё под каблуком.

С другой же стороны, он опасался вызвать неудовольствие государя, прекрасно понимая, для кого на самом деле предназначался инструмент, и не в последнюю очередь угождая дочери, возвышение которой стало столь явственно. Концерты дочери собирали аудиторию знатоков и ценителей, и среди них часто присутствовал Пётр...

Мария невольно вглядывалась в приближавшийся кортеж. Вот он стал различим, всё ближе и ближе подвигаясь к княжеской усадьбе.

Сердце её учащённо забилось. Сомнений не оставалось: государь в сопровождении конных драгун направлялся к ним.

Мария вбежала в дом и бросилась в кабинет отца. Он что-то писал, низко наклонясь над листом бумаги: князь терял зрение.

— Отец, к нам едет государь! — воскликнула она с порога.

Князь Дмитрий проворно поднялся. Он кликнул Анастасию и вышел на крыльцо распорядиться и встретить.

Мария скользнула к себе в комнату. Она не могла унять волнение. Боже милостивый, что её ждёт. Пётр не бывал у них уж скоро месяц. Мельком она видела его в ассамблее, а потом на свадьбе Волынского и Нарышкиной. Всякий раз государь был занят и, казалось, не обращал на неё внимания. Конечно, он полон забот, порой самых неожиданных: пришлось быть сватом и посажёным отцом, всенепременно освящать своим присутствием публичные увеселения.

— Милости прошу, ваше величество, — восклицал князь Дмитрий. — Нежданная радость и великая честь!