— И мое сердце искренне радеет за этого юношу, нет в том его вины. Его грех велик, но он не стоит его жизни! — вкрадчиво проговорила Аврора.

— Значит, Вы хотите, чтобы я помиловал этого юношу?

— Всей душой, Владыка.

— А что же второй? Готовы ли Вы собственной рукой подписать его приговор? Решение придется принимать Вам. Жизнь одного — смерть другого. Решайте, моя госпожа. Решайте, иначе они погибнут вместе.

При одной мысли, что ее слово должно решить участь этих несчастных, Аврора содрогнулась, вцепившись вспотевшей рукой в ладонь Лионеля, будто желая найти в ней решение проблемы бытия. Здравый смысл и логика упорно кричали ей о том, что коль уж не можешь вымолить прощение двоим, спаси хотя бы одного, но вот душа никак не решалась взять на себя этот грех.

— У меня нет власти на то, чтобы принимать подобные решения, Владыка.

— Сегодня эту власть даруют Вам небеса и бездна, высшего дозволения Вы просто не найдете.

— Но почему я? — заливаясь слезами, проговорила Аврора. — Я не менее грешна, я тоже убийца, я поддалась человеческим страстям и согрешила против Бога, против людей, против собственной души. Я не заслужила это право. Скорее это я, я должна стоять подле них. Это по мне свою траурную песнь пел топор палача.

Люцифер, заинтересованный этим признанием, провел ладонью перед лицом Авроры, читая грехи, будто открытую книгу.

— И впрямь согрешила, но грех то не твой, не в полной мере. Да и они, эти жалкие людишки заслужили подобной участи. Взгляни на них, неужели твое сердце не переполняет отвращение при виде их наглых физиономий?!

— Но это еще не повод, чтобы обрушивать на их головы проклятия.

— И все же, тебе придется принять решение.

— Я… я не могу, прошу не заставляйте меня.

— Что ж, тогда они погибнут вместе. Я досчитаю до трех и пути назад уже не будет!

— Мессир!

— Раз, два…

— Прошу Вас…

— Три! — он поднял руку, будто давая незримый сигнал палачу и стоит ей опуститься — смерть коснется каждого из них.

— Первый, Владыка, пусть живет тот, кто стал жертвой обстоятельств, защищая свою сестру.

— Почему Вы выбрали его, дорогая? По вашему второй юноша не заслуживает жизни?

— Его грехи более тяжки, Владыка. Если наша жизнь — это наши грехи, то каждый должен получить по деяниям своим.

— Вы так же близоруки, как и мой брат. Судите человека по текущим делам, не заглядывая в будущее, а меж тем, и падший может стать на путь просветления, а чистый душой — согрешить. Я же читаю людские души, и могу заглянуть в их нечестивые сердца. Ваш избранник ничем не отличается от своего товарища по эшафоту. Он достоин смерти не меньше и его рисованное благородство, мнимое смирение — лишь очередная маска, обманывающая нежелающих прозреть. Его будущее — кровь и смерть, так зачем давать чудовищу шанс уничтожить мир, если можно пресечь его деяния от корня? А второй, напротив, уверовав в свое божественное спасение и данный ему шанс готов искупить былые деяния.

— Ты явно увлекся, Люцифер, — перехватив падшего брата под локоть, произнес Михаил.

— Напротив, — отозвался тот. — И я тебе докажу это!

— Повелитель, — начиная понимать коварный замысел Люцифера, взмолилась Аврора, хватая полы его плаща. — Пусть он живет. Пощадите, мессир! Спасите…

— Спасенье! О, поверьте, я спасаю…– вырываясь одежду из ее рук, произнес падший ангел.

— Дьявол, — произнес Михаил, — Дьявол не может спасти душу, он может только подарить человеку покой и забытье на Пустоши.

— Молю…

— О нет, этот спектакль вы все досмотрите до самого конца, и я не позволю вам его прервать, — взревел Люцифер.

Взмахнув рукой, Люцифер будто подменил реальность, остановил время, изменил ход судьбы. И тут произошло небывалое, один из священников, поднимая над головой некую грамоту, поднялся на залитый кровью помост, вставая меж приговоренных.

— Да будет благословен Господь, и хвала его святейшеству Папе! — произнес он громко и отчетливо. — Один из осужденных помилован.

— Помилован! — вскрикнула толпа, будто этот глас принадлежал одному человеку. — Один помилован! — Услыхав слово «помилован», стоявший с поникшей головой юноша встрепенулся и поднял холодный взгляд.

— Кто помилован? — крикнул он. Первый же юноша молча, тяжело дыша, застыл на месте.

— Помилован Гийом де ла Форе, прозванный ночным шакалом, — сказал священнослужитель, явно не веря собственным глазам, как такое вообще могло случиться. Немыслимо! Его Святейшество не мог помиловать этого убийцу, но сомнений в реальности папской печати ни у кого не было.

— Владыка, умоляю, — забыв про собственный страх перед Люцифером, вскричала Аврора. — Вы обрекаете на смерть не того.

— Отчего же? — приложив палец к её губам, произнес князь Преисподней. — Смотрите, моя дорогая! Любуйтесь, кого Вы так желали спасти. Смотри и ты, брат. Обитая в небесном замке, ты явно разучился читать людские сердца, что ж, прими от меня этот урок.

— Он помилован! — закричал первый юноша, сразу стряхнув с себя оцепенение и сбросив маску благородства. — Как такое возможно? Почему помиловали его, а не меня? Я… я лишь защищал свою сестру, а этот нечестивец убивал в парижских подворотнях ради пары медяков! Разве это справедливо? Нет! Мы должны были оба умереть; мне обещали, что он умрет раньше меня; вы не имеете права убивать меня одного, я не хочу умирать один, не хочу! Нет, пустите меня! Я не хочу…