– Что питает твою уверенность в этом? Читемо говорил, за меньшие проступки Всадников переводили из Рон-Руана на границу. Только представь, каково нести там службу!

– Между снегом Тиер-а-Лога и тростником Таира, пожалуй, изберу второе.

– Второе? Жгучее солнце, ослепляющий песок и дикари-пустынники, свирепые, точно потревоженные осы…

– А север кишит медведями и узкоглазыми людоедами. Ты ловко ушел от изначальной темы, но меня не проведешь. Вернемся к яспису. Зачем он тебе?

– Хочу послать в подарок девушке, – смущенно сказал геллиец.

– Какой? – глаза Мэйо загорелись, словно у коршуна, высмотревшего в траве добычу.

– Ты вряд ли ее помнишь. Рабыня Ксантия из дома госпожи Рхеи.

– Светлая или темная?

– Рыжая.

– Тогда не помню, но жду подробностей.

Кровь прилила к щекам невольника:

– Она мне нравится…

– Сутулый пес! Скажи, почему я узнаю об этом только сейчас?

– Закон дозволяет рабу любить одного лишь хозяина. Мои чувства – прямое оскорбление тебе, господин…

– Ты мне не доверяешь! – обиженно фыркнул Мэйо. – Вот, что по-настоящему оскорбительно. После стольких лет и сотен распитых вместе амфор!

– Я старался забыть ее, – оттянув горловину туники, Нереус показал маленький шейный амулет из агата – камня, оберегающего от дурных мыслей и опьянения любовью.

– Зачем? Разве ты не испытываешь многократно воспетого поэтами восторга, легкости и подъема сил?

Геллиец печально скривил губы:

– Скорее это похоже на труд в ступенчатом колесе. Бег до изнеможения со связанными руками. Нельзя ни остановиться, ни выскочить наружу. Хоть изнуряй себя до мыла – будешь на том же месте, а цель – недостижимо далека.

– Ужасно, – Мэйо поежился. – Твое нытье способно вогнать в тоску даже Богов комедии. Когда надену легионерский плащ, получишь месяц отдыха, съездишь в Таркс и выпросишь у Рхеи ту девчонку. Соврешь, что для меня.

– Ты шутишь, господин?

Нобиль протянул рабу ладонь и тот охотно поцеловал золотой перстень Всадника.

– Кто знает, – улыбнулся поморец. – может быть, именно этого поступка ждет от меня Вед?

– Разве что, он в сговоре с Аэстидой.

– А вот и очередной намек Всевидящих! – воскликнул сын Макрина. – Кажется, сюда спешит Юба.

– Так и есть, – Нереус завел коня на возвышенность, откуда хорошо просматривались две убегающие вдаль улицы.

Мышастый жеребец мулата объехал фонтан и пер грудью на расступающихся людей. Эбиссинский юноша следовал один и расчищал путь, угрожая пешим высоко поднятой плеткой. Местный закон наделял военных правом безнаказанно теснить и сечь тех, кто вовремя не освободит им дорогу.

– Носитель ихора, уважаемый Мэйо, – крикнул внук чати Таира, – да будешь ты жив, здав и невредим!

– Как сегодня потеешь? – вежливо поздоровался наследник Дома Морган.

– Великолепно, чего желаю и тебе.

– Благодарю! Что нового?

– Меньше часа назад я имел беседу с почтенным Риксом. По его словам, «смрадный хряк» уже отбыл на нанятом «жабой» корабле.

– Фирм заплатил за корабль для Лисиуса? – осклабился Мэйо. – Кажется, коротышка встал на путь исправления или это вынужденный порыв щедрости… В любом случае, желаю лихому кутиле попутного ветра!

– Солнцеликий хотел бы встретиться с нами после полудня в саду Эрастании. Там состоятся гуляния для нобилей. Допускаются личные рабы в костюмах нимф и фавнов.

– Отлично! Я приеду! – обрадовался поморец.

«Вед милосердный! – мысленно простонал Нереус. – Опять этот царевич что-то задумал…»

Он живо вообразил себя с дурацкими рожками в волосах и козьей шкурой на бедрах среди таких же ряженых невольников, которым придется много часов развлекать хозяев танцами, музыкой и пением, изображая беззаботное веселье. Геллиец решил отбросить всякую скромность и не оставлять Мэйо наедине с эбиссинским соколом. У раба холодило грудь от смутного ощущения надвигающейся беды.

В середине последнего месяца лета установилась жаркая погода. Сад Эрастании, принадлежавший Дому Ленс, был одним из лучших убежищ от духоты и зноя. Тенистые аллеи распахивали для гостей объятья. Многочисленные пруды и каскады щедро делились свежестью. Разноцветные клумбы благоухали под ветвями каштанов, буков, молодых вишен и смоковниц.

На праздник, организованный в честь Пикса, покровителя полей и лесов, собрались нобили из столичных семей и приглашенные гости. Нарочито приветливый и любезный Мэйо легко знакомился, находя общий язык с разными людьми. Он шутил, лез в диспуты, пока наконец не приметил царевича Сефу, отдыхавшего в компании Юбы и Плато. Юноши расположились под крышей маленькой ротонды, окруженной двумя десятками статуй и земляничными деревьями. Неподалеку протекал ручей, на берегу которого среди цветущего олеандра плясали под напевы пастушьей дудочки ряженые невольники.