– И кого нам предстоит убивать? – нахмурился Нереус.

Оратор подарил рабу взгляд полный отцовской благосклонности:

– Всех «отрицающих» Паука.

– Мой хозяин – полубог, наследник Веда. Когда закончится его земная жизнь, крылатые кони вознесут господина в Небесные чертоги, на пир Туроса. Поспорю с любым, что вино и девы будут ему милее вечного лежания в коконе. За эту слабость и охоту к развлеченьям я должен, презрев закон, поднять клинок на нобиля?

– Да, юный друг, – Теламон сделал скорбное лицо. – Твой владелец – с рождения носитель Зла. Он – тьма, жестокий зверь. Его природу не побороть, не изменить. Пусть лучше пирует с Туросом, чем истязает чужие тела и души.

– Мы столько лет… Плечом к плечу… – Нереус ощущал, как от вина начинает шуметь в голове и заплетаться язык. – Почти… одна семья.

– Есть много способов бескровного и безболезненного умерщвления, – сказал проповедник. – К примеру, кубок яда. Это гораздо лучше растерзания толпой, забивания камнями или распятия на кресте. Ты окажешь господину услугу и воздашь последние почести, если считаешь его достойным такого обращения.

– Я считаю его достойным наилучшего обращения! – сын торговца пряностями вскочил с камня, шатаясь и размахивая руками. – И никто не вправе лишать Мэйо жизни! Он часто несет чушь, когда напьется, однако до такого бреда не доходит! Мой господин – не зверь и не убийца! А вы – чудовища, культисты уродливого Бога! Надеюсь, он проглотит вас и на веки превратит в дерьмо!

Нереус, как рассерженный лось, проломился через кусты, невнятно бубня и сквернословя. Осмотревшись, он понял, что забыл дорогу к ротонде и двинулся наугад, в обход небольшого павильона со сводчатым куполом.

– Хозяин! – во все горло проорал невольник. – Господин Мэйо!

Блуждая по зарослям, геллиец несколько раз падал. Он скатился в какую-то яму и остался лежать на спине, глядя в закатное небо:

– Господин Мэйо!

Поморец бесшумно возник на краю оврага. Нереус замолк. У него отвисла челюсть от удивления. Лицо и руки брюнета покрывали кривые царапины. На шее виднелось множество синяков и засосов.

Отпрыск Дома Морган упреждающе выставил перед собой ладонь, когда островитянин попытался вымолвить хоть слово:

– Ни звука! Ты, жалкий негодяй, отказавшийся воздать положенное Пиксу, и мне пришлось стараться за двоих!

– Я верю, но кто возлег с тобой, господин? Терновый куст? Афарский пустынный кот?

– Тигрица по имени Хонора. Если сейчас же встанешь, то расскажу подробности, – Мэйо схватил раба за одежду, помогая вылезти из ямы. – Вед Всемогущий, да ты нажрался в слюни!

– Во славу Пикса…

– Фал ему в зад! Я еле слез с нее. Сочная ведьма, да икнется ее рогатому супругу!

Геллиец сжал плечо хозяина:

– Неужто полубог влюбился?

– Нет, сбереги меня кварц от пагубной напасти. Просто хочу еще раз войти в эту реку.

– Сегодня?

– Дай отдышаться. Завтра. Через неделю. Как повезет.

– Не помню, чтобы ты с кем-то проводил две ночи кряду.

Поморец расплылся в счастливой пьяной улыбке:

– Взрослею. К тому же я еще ни разу не тискал демониц.

Увлеченный беседой, Нереус старался поскорее забыть о паукопоклонниках и их страшных идеях. Когда он смотрел на нобиля, в груди разливалось приятное тепло. Островитянин думал, что никакие посулы или угрозы не убедят его причинить вред этому веселому, славному парню.

Рабы расставили в саду высокие плетеные кресла. Понтифекс Руф уселся под раскидистой яблоней, прислонив посох к ее шершавому стволу. Храмовник задумчиво перебирал четки. Наблюдая за ним, Варрон мысленно сравнивал культиста со старым вороном, клюющим горох.

Эбиссинец Тацит в тонком схенти напомнил взысканцу белого ибиса. Эти священные птицы ежегодно прилетали в дельту Инты перед началом разлива, возвещая о приходе воды. Река несла жизнь, а Восьмиглазый – смерть. Он перебросил через локоть прозрачный синдон и глядел вдаль пустыми, стеклянными глазами.

Третий участник собрания паукопоклонников – легат Джоув – в полном военном облачении и при оружии схватился за подлокотники, будто кречет за колодку. Спустя некоторое время брюнет снял шлем. Взгляд Варрона привлекли крупные капли пота на лбу мужчины. Он сильно нервничал, но старался не выдавать этого.

Сегодня ликкиец осмелился примерить цвет воинов, отдав предпочтение короткой красной тунике. Плетущий Сети не рекомендовал взысканцу носить что-либо напоминающее о крови и убийствах во избежание пересудов. Варрон не хотел забывать случившегося. За дни, проведенные в храме, он несколько раз перечитывал легенду о фениксе – птице, победившей смерть. Этот символ возрождения тела и очищения души буквально преследовал юношу.

– Я рад приветствовать вас, – начал Руф. – Паутина крепнет, и мне отрадно видеть, как сплетаются нити. Поведай о своих снах, Тацит. Что ныне угодно Пауку?