Встав с ложа, Агриппа закуталась в шелковую накидку и медленно покинула комнату. У кухонной двери топтался белобрысый мальчишка с двумя полными кувшинами.

– Гость желает поморского или итхальского, – требовательно сказала гетера.

– Я не продаю вино, – прислужник резким движением отбросил со лба челку. – Это подарок от хозяина «Белого копья» достопочтенному Лисиусу. «Изумрудная камея» из личных запасов.

– Достопочтенный Лисиус отдыхает со мной. И теперь он как раз захотел выпить.

– Господин просил передать ему слова признательности, – мальчик с радостью отдал Агриппе тяжелые кувшины. – Корабли прибудут на Туманный мыс в оговоренный срок.

Кивнув, девушка поспешила вернуться в опочивальню. Брат Клавдия сидел на кровати, подогнув ноги и уставившись на стену осоловелым взглядом.

– Ты быстро прискакала, кобылка.

– Владелец «Белого копья»…

– Капитан! – поправил мужчина. – Известный геллийский мореход.

– Он будет ждать на Туманном мысе, а пока шлет в дар лучшее поморское вино.

– Островитяне не пьют рыболюдское пойло, – хмыкнул Лисиус, нетерпеливо протягивая руки к кувшину. – Считают его дрянью. М-м-м… Так и есть, дрянь…

Он сделал пару больших глотков, не разбавляя и не используя кубок. Затем снова присосался к глиняному горлышку, точно пиявка. Агриппа отвернулась, чтобы поставить второй кувшин на бронзовый прикроватный столик, а когда вновь посмотрела на мужчину, то не узнала его.

По гладко выбритому подбородку Лисиуса обильно текла слюна, взгляд сделался безумным, тело затряслось, словно от лютого мороза. Расписной сосуд выпал из ослабевшей руки и янтарная жидкость испачкала дорогой эбиссинский ковер.

Девушка бросилась тормошить пьяницу, еще не понимая, что произошло. Кожа мужчины была холодной. Он согнулся в позыве рвоты и исторг из себя желчь.

– Помогите! – рыдая, закричала Агриппа. – Лекаря! Лекаря сюда!

Ни один врач не смог бы спасти человека, отравленного аконитом – растением, что выросло из ядовитой слюны подземного демона Хаата. Больше двух часов Лисиус корчился в страшных мучениях, задыхаясь и теряя сознание, а затем его сердце, не выдержав, навсегда остановилось.

После ужина Вида облачилась в белую столу с модным растительным орнаментом: вьющиеся побеги колосьев стягивали золотистые ленты, украшенные символикой Дома Литтов. Получив разрешение отца, девушка окрасила волосы и надеялась, что брат оценит великолепие огненно-карминных локонов.

В спальне Креона было тихо. Он отдыхал на узком ложе, почти нагой, прикрыв бедра льняной повязкой. От этого зрелища у Виды перехватило дыхание. Она обожала разглядывать литые мускулы молодого воина, его многочисленные шрамы, горькое напоминание об афарской кампании и плене, волевое лицо с приятной улыбкой, глубокую ямочку на подбородке.

– Тебе идет рубиновый, – декурион перевернулся на бок.

– Что-то случилось? – девушка села рядом и заботливо обняла его, наслаждаясь редкой возможностью не скрывать подлинных чувств.

– Ничего существенного.

– Расскажи.

– Джоув пообещал мне повышение, если выполню кое-какую работу.

– Это тайна?

Креон утвердительно качнул головой.

– Даже для меня? – Вида нашла губами чуть приоткрытый рот брата, дерзко вкушая запретное удовольствие.

– Ты снова напрашиваешься на взбучку.

Девушка потянула за край его набедренной повязки:

– Обычай дозволяет сурово карать сестер, когда они забывают о приличиях и…

Вспышка ослепила Креона. Он повалил Виду на живот, схватил за алые локоны и принялся задирать длинный подол платья. Ощутив первый яростный толчок, девушка едва не сломала ногти, впившиеся в край одеяла.

– Да… – простонала она.

С диким остервенением декурион старался смять ее, покорить, вонзаясь глубже. Он был бледен, хрипло дышал и нещадно хлестал ладонью, оставляя синяки на потных бедрах сестры.

– Еще… – взмолилась Вида, плача от боли и наслаждения. – Еще!

Мраморные статуи в углах комнаты бесстрастно взирали на слившихся воедино любовников. Курильницы прятали их порочные чувства за покрывалами сизого дыма. Переносные жаровни едва тлели; крошечные искры не могли дать так много тепла, сколько накопилось между широко разведенных ног юной красавицы.

С ней Креон каждый раз испытывал свежий прилив желания. Сестра пахла шиповником, цветком блудодейства и гибели.

Он искал ее приторно-сладкий запах среди прочих ароматов: сандалового дерева, мирра, хмеля.