— Ты заберешь книгу? — спрашивает бывший ментор с каким-то внутренним беспокойством.

Жози останавливается в дверях кухни и пристально смотрит на него. Что бы не означал ее всего лишь взгляд, Эбернети понимает его правильно. Он оставляет книгу на кресле, заложив между страниц закладку из салфетки, просто оказавшейся поблизости.

Сэй выглядывает из кухни и напоминает, что шторы в гостиной все-таки нужно снять. Ей не нравится задумчивый взгляд обычно пребывающего только в двух состояниях — хмельного беспамятства и затравленного ожидания очередной порции беспамятства — мужчины. Но этот же взгляд ей и нравится; это взгляд живого, а не гниющего в собственных воспоминаниях человека.

Секундой позже Хеймитч стряхивает эту внезапную задумчивость и с прежней вялостью идет выполнять просьбу Сэй.

Кажется, будто момент чего-то настоящего и нужного упущен. Но нет, это настоящее и нужное только начинается, потому что на следующий день, уже после завтрака, Жози хватает Хеймитча за рукав и тащит опять в гостиную, чтобы выслушать вторую главу. Хеймитч даже сам несет из кухни тяжелый стул, а Сэй дает маленькую подушку, чтобы девочке было удобнее сидеть.

Это времяпрепровождение быстро входит в привычку. Хеймитч уже не ждет настойчивой просьбы, чтобы устроиться в кресле. Салфетку в книге сменяет полоска яркой голубой ткани. День ото дня закладка перемещается все дальше и дальше по переплету книги. Сэй освобождает время для того, чтобы прослушать новую главу без суеты, с рукоделием, и ненавязчиво вводит в привычку совместную уборку стола после завтрака.

На шестой день, когда Хеймитч читает шестую главу про Ланнан Ши, волшебную возлюбленную, пьющую кровь молодых неженатых мужчин, Сэй замечает, что Китнисс, прежде никак не выдающая своего отношения к происходящему, уходя после завтрака, оставляет дверь в свою спальню приоткрытой. Женщина немного жалеет, что нареченная Сойкой-пересмешницей девушка не увидит, какой иллюстратор изображает эту жуткую Фейри. Жози, к примеру, очень внимательно после чтения рассматривает и длинные вьющиеся волосы, и выделенные темным губы.

— Рот должен быть красным, — соглашается с невысказанным мнением девочки Хеймитч, когда ее пальчик останавливается именно на губах. Девочка поднимает свой задумчивый взгляд и впервые подтверждает ход своих мыслей мелким кивком головы.

Ментор Голодных игр обменивается радостным взглядом с Сальной Сэй, впервые, должно быть, за все время их совместного сосуществования.

Ночью, укладывая Жози спать, Сэй впервые с ужасом думает о том, что завтра прибудет поезд с продовольствием из Капитолия и окрестных дистриктов. С этим поездом прибудет и спиртное. Хеймитч не будет больше читать вслух никаких книг. Подумав об этом, женщина, познавшая так много боли от человеческих пагубных привычек, только сильнее сжимает зубы. Ее внучка будет разочарована произошедшими переменами, но сумеет, наверное, пережить и эту напасть. После бомб и жизни под землей чужое пьянство — не такое уж и испытание.

Однако это становится испытанием, когда Хеймитч просто не появляется дома. Сэй и хотелось бы закрыть глаза на отсутствие приобретенного так внезапно и без обоюдного согласия соседа, однако сделать этого женщина не может. Даже Жози ведет себя беспокойно, бесцельно бродя по дому с зажатой книгой в руках.

— Он не придет, — зло говорит Китнисс своим хриплым, будто покрытым ржавчиной голосом. — Он слаб.

— Слишком много презрения — и от кого? — повинуясь внутреннему неуправляемому «я», парирует Сэй с напоказ явными ядовитыми нотами. — От тебя?

Девушка дергается, как от удара. Она пытается прожечь бывшую торговку взглядом, но сдаётся, отворачивается первой. Женщина, победившая в споре, которого не было, видит и поджатые губы, и стиснутые кулаки. Может, у нее получится хоть таким бесчеловечным способом вернуть Сойку к жизни, ведь назвать ее текущее существование жизнью сложно. Должно быть, пройдя через ад, Китнисс полностью утратила всякую цель существования и теперь просто дожидается смерти в своей комнате, заколоченная все равно что в склеп из собственного прошлого.

Хеймитч набирается смелости и появляется в доме только через три дня. Сэй уже спокойна: ей удалось прознать о месте его беспробудного пьянства и убедиться, что он, по крайней мере, жив и относительно здоров, чтобы о нем можно было перестать волноваться. Бывшего ментора, заискивающего, в грязной одежде, пахнущего совсем не розами президента Сноу, встречают недружелюбно. Даже Жози, проводившая бывшие часы чтения на прежнем месте с зажатой книгой в руках, не радует расфокусированный взгляд недавнего друга. Она не только не дает ему книгу, но и сама как можно быстрее скрывается в комнате, которую делит вместе с бабушкой.

— Ты виноват, — говорит Сэй холодно.

Он, впрочем, и без ее напоминания не забывал о своей вине.

— Это сложно, — заплетающимся языком отвечает мужчина, очень медленно двигаясь по коридору, используя для опоры стену.

— И, разумеется, глупо пытаться облегчить все это, — фыркает Сэй и больше не произносит ни слова.

На следующее утро Китнисс все-таки выходит на улицу, неуверенно, как зверь, долгое время томившийся в клетке. Она быстро возвращается назад, с ведром, полным ледяной воды, ногой распахивает дверь в комнату бывшего ментора и будит того самым бескровным способом, имеющимся в ее теперешнем арсенале.