Я посмотрела на крысу. Глаза наши встретились. Крыса запищала. Писк показался мне похожим на смех, и я вскрикнула. Крыса бросила кусочек недоеденного хлеба и шлепнулась в унитаз. По камере полетели брызги, и рыжая нахалка уплыла. Был бы сейчас Леха, мы бы обсудили много тем. Создаст же природа человека!.. Андрогенов в его организме явно больше, чем эстрогенов. Я как врач знаю, что в каждом организме присутствуют и те, и другие. Мне вспомнилось, как Леха брился. Тщательно мазал лицо пеной для бритья, смотрелся в маленькое зеркало, не спеша, ряд за рядом, соскабливал с лица белую пену. Побрившись, проверял качество бритья на ощупь. Была ли у него щетина? Была. Грудь — очень маленькая на фоне широких плеч. Живот большой на фоне узких бедер. Фигура мужчины зрелого возраста, любящего пиво. Вот он причесал мокрыми руками коротко стриженые волосы, достал маленькую пилочку и стал обрабатывать ногти, а затем тщательно смазал руки детским кремом. Что-что, а руки у Лехи были холеные, белые, ногти коротко подстриженные.

— Леха, не все женское в тебе погибло, — сказала я, глядя на эти руки.

— Многое ты в жизни видела, но, видимо, не все, — ответил он мне многозначительно. — Это мой рабочий орган, понятно тебе? Показать, как работает? Попробуешь пальчика, не захочешь мальчика.

Я пересела от Лехи подальше. Бежать некуда, камера маленькая, он мог этим воспользоваться.

— Хоть и нравишься ты мне, но мне любовь нужна. Я без любви — никак. Не боись, а то сейчас визжать начнешь. Не трону. Хотя для быков нет священных коров, это да. Мне душа человека нужна, нежность, взаимность, а не секс. Секс — это очень примитивно. Это спорт. Неинтересно. А вот любовь — это да. И нежность, и страсть, и дух захватывает. А секс… Сегодня с одной перепихнулся, завтра с другой. Можно даже имя не спрашивать. Зачем?

Леха рассуждал как настоящий мужик. Я попробовала объяснить ему свой взгляд на вещи:

— Замкнутое пространство, вокруг одни женщины, а тут молодой организм, в котором возникает желание, бушуют гормоны.

— Нет, я с тобой не согласен. Женщина еще на воле во мне померла. Я, если бы даже не сел, все равно мужиком стал бы. У женщин тут это дело добровольное: не хочешь, тебя никто не заставит. Это мужиков на зонах насильно «опускают». Гомосексуализм, конечно, был в тюрьмах всегда.

И Леха поведал мне все, что знал по этому вопросу. Сначала насилие возникло как наказание. В ГУЛАГе считали, что этот обычай придумали опера, он стал их оружием в борьбе с «отрицаловыми» [3] . Есть похожий обычай у некоторых племен Африки: там мальчиков, не выдержавших испытаний при посвящении в мужчины, нарекают женским именем, наряжают в женскую одежду и отсылают на задворки стойбища.

— Это было и будет всегда. И у женщин было и будет. Только почему-то это все скрывают. Говорят, что нет ничего такого. Я, и когда освобожусь, буду жить на воле с женщиной. Все равно мужиком буду. Понятно тебе?

— Мне все понятно. Очень даже понятно. Мне не понятно только, кто тогда детей рожать будет.

— Вся страна делится на тех, кто сидел (значит, имел этот опыт), сидит (то есть этот опыт приобретает) и кто будет сидеть (то есть еще не научился). Куда катимся?.. Национальности уже нет, пол скоро отменят, а в графе «семейное положение» будем писать «безвыходное». К тебе это не относится. Ты выполнила свой долг, родила прекрасных детей.

— Ну и что из этого? И меня затягивают в эти же сети. Зачем мне это?

— Если к тебе кто будет приставать, а баба ты симпатичная, баульная, говори эту фразу, она тебе поможет: «Я не в этой жизни». Среди моего брата много всяких-разных. Это я любовь ищу, а многим баул твой нужен будет, оторваться нахаляву. Все как в жизни: отношения бывают по любви и по расчету.

— Я не в этой жизни, — повторила я фразу, пытаясь запомнить.

Однажды тюремный священник на проповеди сказал, что в тюрьме, лишившись свободы, оказавшись оторванными от плотских утех и искушений, тела людей превращаются в души. Душа, не имеющая в себе духа, мертва так же, как и тело, не имеющее души. Вот тема, над которой мне надо работать. Что я могу сказать о своей душе? Есть она или нет? Если есть, то откуда взялась и куда уйдет? Будет ли она существовать всегда? Сколько я должна заплатить, чтобы избавить свою душу от греха, проклятия, болезней, страхов, одиночества, смерти?

На самом деле узником можно быть только у своей совести. Сидеть в тюрьме своих грехов. Я часто задавала себе один и тот же вопрос: за что и зачем я здесь? Сначала смотрела на все происходящее со стороны, меня разбирало любопытство. Ведь можно прожить всю жизнь и так и не узнать, что это все существует. Я пыталась найти смысл во всем происходящем. Потом я стала получать удовольствие от возможности участвовать в этой жизни, помогать людям, понимать их, чувствовать их боль. Мне уже не хотелось на свободу, я понимала, что нужна людям здесь.

Я всегда была и буду свободной. Самое главное — быть свободной от греха, это важно для моей души. Что я должна сделать для нее? Простить всем своим врагам их вину, очистить свою душу от зла, ненависти, злобы. В суде как-то раз объявили обеденный перерыв, и я на лестнице повстречалась со своим судьей. Меня, конечно же, вел конвой. Судья очень спешил, я пропустила его вперед и сказала: «Я никуда не спешу. Я абсолютно свободна». На что он мне ответил: «В твоем положении только о свободе и говорить». Я сказала эти слова искренне, от души, а не из бравады. Я свободна, потому что никому ничего не должна, потому что помогаю людям, не прося ничего взамен. Потому что отдам последнее нуждающемуся, выслушаю, постараюсь понять любого. Подумаю своей головой, права ли я, приму решение во благо истины, но не из корысти. Я свободна в своих мыслях. Душа моя чиста, а значит, я свободна.