Шрифт:
никто этого не может сделать. В науке мы предполагаем изначально, что если я провожу несколько
экспериментов и нахожу какой-то порядок, то предполагаю, что этот принцип действует и в остальных
местах, если у меня нет весомых причин в этом усомниться. Это фундаментальная суть науки, – мы
предполагаем существование порядка, но не можем его доказать. Потому что ни у кого не будет столько
денег, чтобы произвести все эксперименты. Мы изначально это предполагаем.
А исторически изначально откуда взялась предпосылка о существовании порядка при возникновении
науки в Европе? Она возникла из христианского богословия. Мы сотворены Богом и поэтому верим в то, что Вселенная упорядочена. Хорошей иллюстрацией данного факта является сама фигура Иоганна
Кеплера. Кеплер – это человек, который первым озвучил существование эллиптических орбит, по
которым движутся планеты. Это, на самом деле, было огромным интеллектуальным прорывом, потому
что в течение более тысячи лет каждый образованный человек, который размышлял об астрономии, был
уверен относительно того, как движутся небесные тела, как движется Солнце, как движется Луна, как
движутся звезды – всё, что он видел на небе. Как они движутся? Да, очевидно, каждый день всё на небе
движется, и всё на небе движется по кругу. На самом деле, в аристотелевой физике небесные вещи
сотворены из особой материи, – так называемого пятого элемента, квинтэссенции, который по природе
своей движется по круговой орбите. Кеплер был наследником этого глубоко укоренившегося взгляда, что всё на небе движется по круговым орбитам. Он также был помощником Тихо Браге, который
произвел наиболее точные наблюдения для своего времени, – в частности, наиболее точные наблюдения
за орбитой Марса. Но Тихо Браге не был теоретиком, поэтому он с этими наблюдениями ничего не мог
поделать, а Иоганн Кеплер смог их проанализировать. Он работал пять лет, убежденный в том, что
орбита Марса должна быть круговой, потому что всё на небе движется по кругу. И в итоге он смог все
эти наблюдения за движением планеты Марс поместить в некую круговую схему, когда Марс движется
вокруг Солнца, и вот эта его круговая картина движения Марса была достоверна с точностью до двух
десятитысячных процента. Не знаю как вы, но если бы я смог достичь такого результата, если бы я пять
лет работал и пришел к столь точному результату, то был бы счастлив. Я бы сказал: «Отлично,
опубликую и всё, готово дело!» Проблема была в том, что он помогал осуществлять наблюдения и на
самом деле знал, что наблюдения Тихо Браге были, по крайней мере, вот настолько достоверными, то
есть ошибка не превышала этого диапазона. Итак, как же ему было объяснить эту разницу в две
десятитысячных процента?
Опять же, я не математик и я вообще не слишком хорошо знаю математику, но меня бы это, наверное, не
обеспокоило. Кеплер же не мог успокоиться, видя эту ошибку в две десятитысячных процента. И он
выбросил свой пятилетний труд, сказав что не может вписать такую погрешность в теорию кругового
движения по орбитам. И в результате, исходя из полученных данных, он был вынужден описать орбиту
Марса как эллипс. Очень близкий к кругу, но все-таки эллипс. В итоге он создал картину того, как Марс
движется по небу по своей орбите. И на самом деле, эта модель работает до сих пор для четырех планет
за исключением Меркурия. Замечательный был прорыв. Но я должен добавить, что ему потребовалось
еще три года, чтобы это сделать. Почему же Кеплер был готов считать, что это ошибка в две
десятитысячных процента имела значение?
Я не хочу проявлять неуважение, но если человек придерживается мировоззрения, состоящего в том, что
мы живем в физической Вселенной, которая по большей части всё равно иллюзорна (вселенной Майя, например, – это индуистское представление о физической Вселенной), или если у него есть некий иной
взгляд, который делает физическую реальность в чем-то менее значимой, то нет никакой причины,
почему ему следует вообще задумываться о поиске ответа. Он не станет тратить несколько лет на поиск
ответа. Кеплер говорил одному из своих друзей, что Творец ничего случайно не делает. В другом месте, он написал: «Одно время я надеялся стать священником, но теперь обнаруживаю, что в своем труде