ужасная позиция, и найти себя в таком положении ужасно. Я думаю, что многие протестанты

чувствовали, что они буквально не могут признаться себе в том, что у них есть сомнения. То есть если

они чувствуют, что у них возникают в разуме сомнения, то они немедленно должны их отвергнуть,

изгнать из сферы своего сознания. Ими движет страх, что из-за сомнений они попадают в число

погибших, а не избранных ко спасению. Я думаю, что это очень опасно. Если я пытаюсь подавить в себе

сомнения, то я только придаю им силу. Потом мы еще поговорим об этом подробнее. Любая идея,

которую вы пытаетесь в себе подавить, тем самым только усиливается.

Если я вам скажу сейчас: «Всего семь минут до перерыва осталось, но вы не думайте об этом. Ни в коем

случае не думайте о перерыве. Ни в коем случае не думайте о чашке вкусного горячего чая. Не думайте, изгоните из разума это всё. О чем угодно думайте, только не об этом». Тогда очень скоро только об этом

вы и будете думать. То же самое справедливо и для сомнений. Если вы пытаетесь подавить любое

сомнение, которое у вас есть, то какая-то часть вашего разума уже говорит, что если вы честно это

рассмотрите, то вам придется отказаться от своей веры. И, таким образом, какая-то часть вашего разума

уже впадет в неверие.

Давайте поговорим на тему сомнений. Поговорим о трудностях, связанных с сомнениями.

Во-первых, фактически мы можем говорить о множестве вариантов сомнений во всех областях,

связанных с верой, необязательно с религиозными верованиями. Это, может быть, поможет нам понять

природу сомнений в религиозной области, в области религиозных верований и убеждений. И еще это

поможет нам понять некоторые споры, которые идут в связи с вопросами веры.

Представьте себе шкалу верований любого воззрения, где любое убеждение может попасть на любую из

градаций этой шкалы. Например, вот здесь (на одном краю) находится видимое. Я вижу и поэтому верю

в то, что вижу. Верю в то, что Игорь сидит напротив меня, потому что вижу это. Сомнений у меня очень

мало по этому поводу, потому что зрение чаще всего психологически адекватно отражает

действительность. То есть мне нужно изобрести какую-то безумную идею, в соответствии с которой

несмотря на то, что я вижу, я смогу всё же думать, что его здесь нет. Либо у меня галлюцинации, либо я

какой-то травки себе добавил в чай, либо я в матрице, и это всё вообще одна большая иллюзия и ничего

этого на самом деле нет. Так что обычное зрение обладает очень убедительной силой, это принцип

самоочевидности. Но если мы начинаем передвигаться по этой шкале к другой крайней точке, ко всё

более и более невидимому, то сомнений возникает всё больше и больше. То есть иногда это правда, а

иногда неправда. Некоторые вещи, которые не очевидны, невидимы. Или есть вещи, о которых я,

возможно, не знаю и могу в них сомневаться.

Например, я не могу с уверенностью утверждать, что у вас такой же образ мысли как и у меня, потому

что я этого не вижу. И я ничего не могу поделать, чтобы добиться абсолютного доказательства, что вы

не робот. Возможно, вы робот. Это старая загадка философов, над которой они размышляли. Но в

реальности, в обычной жизни, мы вряд ли подвергаемся таким сомнениям. Но это возможно, –

сомневаться, вдруг это робот сидит перед вами. Есть другие вещи, которые невидимы, и в них еще легче

сомневаться. Например, вещи, которые превосходят переделы нашего восприятия. И они становятся

очень сомнительными, поскольку мы не в состоянии их воспринимать. И поэтому сомневаемся.

Вторая категория, вторая шкала. Шкала, по которой бегунок может передвигаться от одной крайности к

другой, – известность и неизвестность. Одна крайность – то, что известно, – она слева. А справа –

неизвестность. К известным воззрениям мы привыкли, они привычная часть нашего повседневного

опыта. Например, мы знаем, что такое двери и для чего они. Вот я вижу дверь, и у меня не возникает

сомнений, что входить в здание и выходить должным образом нужно через нее. Я даже никогда не