– Напротив, – он встал, чтобы достать из буфета кусок хлеба, которого, стоит заметить, там было две буханки, и, намазав на него аджику, сел и направил в мою сторону долгий пронзительный взгляд. – Теперь нам никто не помешает.

Ой, что-то мне это не нравится… Фразочка напрягает похлеще, чем «Давай поговорим».

– Что с тобой происходит, солнышко?

– Ничего не происходит, – я нервно дергаю головой и опускаю взор в тарелку, тем более что там такая интересная картина в стиле абстракционизма – глаз не оторвать. – И не надо называть меня солнышком.

– Вот! Вот об этом я и говорю, – кивает он, откусывая половину от своего бутерброда. – Раньше ты любила, когда я тебя так называл. Ты же всегда была моим лучиком счастья, в отличие от той тучки, которая не может смирится с моими маленькими слабостями. А сейчас…

Нет, нет, нельзя… нельзя, чтобы всё так закончилось.

– Пап, я… я просто устала. Не выспалась!

– Так иди и поспи! – то ли приказывает, то ли умоляет он, опустошая рюмку водки. – Если это поможет тебе вновь стать моей любимой вечно улыбающейся дочей, можешь проспать хоть всю неделю, но не дольше, ведь потом у нас…

– Рыбалка.

Точно, мы же целый год ждали папиного отпуска, чтобы поехать на рыбалку…

– Ты помнишь?!

Никогда не забуду.

Киваю, встаю и хочу уйти, но застываю на пороге. Не так я себе представляла свой прощальный ужин.

– Пап, я люблю тебя, – шепчу, приказывая таракашкам использовать все краски, какие они только найдут в подсознании, чтобы запечатлеть каждую маловажную деталь нашей кухонки на холсте моей памяти. Я хочу запомнить всё. И этот вечно грязный чайник, который, лично я драю каждый месяц, но чище он от этого не становится, и этот холодильник, усыпанный изгрызенными, порванными, выцветшими на солнце магнитами, собранными по всем городам России, в которых мой отец бывал по долгу службы, и эта картина, занимающая полстены, она ведь никому не нравится, но висит здесь уже лет одиннадцать, не меньше, и этот стол, купленный в ИКЕА, не шатающийся только благодаря каталогу ИКЕА, примостившемуся под левой задней ножкой, и, конечно же, папа, с встревоженным, будто понимающим, что я прощаюсь, взглядом.

– И я тебя… зайка.

– Оу, нет! Лучше зови солнышком! – морщусь я, а он смеется и моментально успокаивается, зачёрпывая столовую ложку жареного лука и протягивая мне.

– Хорошо, но только после того, как ты это попробуешь…

Расширенными от ужаса глазами я посмотрела на эти золотисто-коричневые кусочки, напоминающие лежащих на муравейнике опарышей, и покачала головой.

– Зайка, так зайка! Пожалуй, попрыгаю я отсюда…

Как. Же. Я. Обожаю. Законы. Её. Величества. Подлости.

Большой плакат и не менее большие, даже жирные кавычки, выложенные свернувшимися в калачик ежами и вереницами тараканов с транспарантами, декламирующими «Долой Красную королеву!» и «Нет – монархии! Да – демократии!»

Ведь такой простой план был… Открываю книгу на нужной странице и засыпаю. Но нет… Как всегда, когда нужно уснуть пораньше (особенно, если на первом уроке самостоятельная по физике), сон, получивший приказ от Её Величества, залез на шкаф и слезать оттуда не планировал, как я его ни упрашивала.

До четырех часов утра, о которых меня оповестила вернувшаяся со свидания сестра, я чего только не перепробовала – читала Мёртвые души, считала слонов и слоних, овец и... залезала в интернет, чтобы вспомнить, как зовут мужей овец (точно, баран!), полежала, ещё раз залезла в интернет, на этот раз за тем, чтобы найти советы о том, как лучше уснуть, открыла форточку, съела чайную ложку мёда, потом увидела совет о том, что можно съесть целую луковицу, и разочаровалась в интернете. Единственное, что я не попробовала, так это снотворное, но только потому, что аптечка и всё её содержимое – мои ровесники. В четыре пятнадцать я решила попробовать отжиматься до тех пор, пока совсем не обессилю и не отключусь. Постелила плед, положила книгу и начала отжиматься. Первую часть плана я исполнила довольно быстро – обессилила и упала мордочкой на книгу я после третьего раза, но вот уснуть так и не удалось.

Сердце учащённо бьётся, да ещё и мысли всякие противные начали подкрадываться со стороны подоконника, о том, что ничего не получится, что даже если я туда вернусь, меня тут же грохнут, но теперь уже навсегда, что Пит уже умер и…

Аррр…

Хорошенько стукнув лбом о страницы, я протянула руку к телефону и ткнула пальцем с обгрызенным ногтем в кнопку плэй.

И как вы думаете, какая песня просочилась в комнату через динамики? Конечно! Наш старый-добрый сопереживающий и внушающий надежду Сплин.

Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели.

Нужно вписать в чью-то тетрадь, кровью, как в метрополитене:

“Выхода нет”! Выхода нет!

Грустно усмехнувшись, я провела пальцем по экрану переключая радио на другую волну.

Мимо нас, мимо нас пьяное Солнце –

Оно уйдёт и больше не вернется.

Ну, что же ты молчишь, не поднимая глаз?

Мимо нас...

– Я не пьяная, – выдохнула я, в который раз недобрым словом помянув эту королевскую Подлость. – А почему я не пьяная? – самый актуальный вопрос. – А потому что пить нечего… – Да, кроме лука дома ничего нет. – Иначе я бы уже давно осушил бокальчик-другой шампанского и уснула. А та-ак…