– Картинка, голос за кадром, люди в это верят, - меланхолично пробормотала Орна.

– Вот именно. Кирстен это понимал. Он уже начал превращать телевидение в информационное оружие и опору своей власти. А значит, поймут и другие. Тем более, что скоро в нашу жизнь вернутся многие прежние деятели, которых изгнал из политики Кирстен.

– Риген, что, хочет сделать так, как раньше?!
– возмущенно вскинулась Орна.

– Ворота концлагерей, в любом случае, будут открыты, а ссыльные вернутся домой или получат от государства соответствующую компенсацию... из конфискованных средств Форка и Скэба!
– наставительно произнес Собеско.
– Но тотального реабилитанса не будет. Против этого грудью встал глава Чрезвычайной комиссии Тревис, а остальные его, в общем, поддержали. Со всеми бывшими политиками и чиновниками будут разбираться по отдельности. Те, кто попали за решетку по делу, так и останутся сидеть.

– Теперь я поняла, - удовлетворенно кивнула Орна.
– Так что еще Фремер сказал о телевидении?

– Что его надо сделать государственным.

– Зачем?!
– не понял Билон.

– Знаешь, у нас с тобой в последние месяцы не было времени и возможности смотреть горданское телевидение, - Собеско, спохватившись, сделал пару глотков уже совсем остывшего лакина.
– Но вот Лика Ранси, пока ждала ребенка, порой, занималась этим с утра до вечера. Так вот, она в ужасе от горданских коммерческих каналов! Говорит, что они - это абсолютное зло! С тех пор, как Кирстен запретил им лезть в политику, они совершенно катастрофически опошлились и поглупели. Какие-то идиотские шоу, тупые комедийные сериалы, дурацкие конкурсы - и все это забито навязчивой, агрессивной, лезущей во все дыры рекламой!

– Коммерческие каналы на то и коммерческие, чтобы зарабатывать на рекламе, - заметил Билон.

– Для рекламы же нужна массовость!
– подхватила Орна. Похоже, эта тема взяла ее за живое.
– Между тем, любая умная, глубокая телепередача всегда будет иметь ограниченную аудиторию. Просто одним людям она будет интересна, а другим - нет.

– А на глупые шуточки или, извини, голую задницу будут смотреть все, - продолжил Билон.
– Может, будут плеваться, но смотреть - просто потому что ничего другого нет.

– Видите, вы сами все и сказали, - развел руками Собеско.
– Кроме того, вчера Фремер еще добавил, что коммерческое телевидение в погоне за массовостью делает ставку на самые дурные вкусы. И если ему не выставить барьер сейчас, то через какое-то время эти примитивизм и дурновкусие станут нормой, а потом многие люди вообще перестанут воспринимать любые более-менее сложные идеи. И тогда им в голову можно будет вложить все, что угодно!

– Бр-р-р!
– передернула плечами Орна.
– Звучит как в какой-то страшной фантастике!... Правда, если даже сделать все телевидение государственным, то людьми все равно будут манипулировать. Только это будем делать мы...

– Да, это так, - признал Собеско.
– Но если на людей не станем воздействовать с помощью телевидения мы, это все равно сделает кто-то другой, и иного уже не будет. Просто, как говорит Фремер, мы должны поменьше злоупотреблять этой возможностью сами и стараться не позволять это делать другим. Если сейчас не приучить людей к глупостям и безмыслию, лет через двадцать станет проще.

– Что же произойдет через двадцать лет?
– поинтересовалась Орна.

– Я в этом слабо разбираюсь, но Фремер рассказывал, что есть такая штука - коаксиальный кабель. И вроде бы, где-то в Приморье, да и здесь, в Гордане, проводились вполне удачные опыты по передаче по нему телесигнала. И если покрыть всю страну сетью таких кабелей, соединив с ней каждый дом, то количество телеканалов может возрасти до десятков, а то и сотен - на все вкусы! Представляешь, по одному каналу будут показывать только спорт, по другому - музыку, по третьему - крутить весь день фильмы или сериалы, по четвертому, пятому, сотому - еще что-то. Так люди начнут сами выбирать то, что им интересно, а телевидению придется стать не массовым, а более специализированным, развиваться вглубь, а не пытаться привлекать всех и каждого.

– Интересно!
– с восторгом заметила Орна.
– А у кээн действительно сотни телеканалов?

– Кажется, нет, - Билон покачал головой.
– Знаешь, боюсь, там в свое время как раз победила эта... революция дурновкусия. Хотя... местное телевидение мы смотрели мало. Надо спросить у Ри. Кстати, а она тоже у нас в министерстве работает? В качестве внештатного консультанта?

– Почему же внештатного?
– усмехнулся Собеско.
– Самого что ни на есть штатного начальника департамента внутренней безопасности. Вчера я предложил ей для удобства принять горданское гражданство, и она это предложение приняла. Причем, как я понял, ей действительно было важно получить от нас какой-то официальный статус. Риген подписал Указ, а паспорт ей сделают сегодня.

– Здорово!
– восхитилась Орна.
– Где она сейчас?

– Дома, конечно. Под Министерство инопланетных дел нам отвели особняк в Вейнстоке, конфискованный в прошлом году у одного из покойных олигархов. Там целое поместье, а на его территории есть небольшой двухэтажный домик, вот Ри там и поселилась. Я дал ей день на отдых и обзаведение хозяйством. А заодно, временно поселил туда Куоти. Надеюсь, вдвоем им будет и веселее, и спокойнее. Все таки, среди своих...

Прерывистый писк из браслета раздался как нельзя вовремя. Куоти как раз уже встал, совершил все утренние процедуры, оделся и начал размышлять о том, что делать дальше - идти искать, где здесь подают завтрак, или ждать, пока за ним кто-то придет. Сигнал связи позволял хоть немного отложить решение.

Номер на определителе был незнакомый.

– Младший офицер первого ранга Куоти, - представился он по уставу, стараясь, чтобы голос звучал солиднее - вдруг, звонит кто-то из командования.

– Куоти?! Как я рад, что вы на месте!
– послышался в трубке незнакомый голос.
– Это помощник начальника базы Запад по воспитанию старший офицер первого ранга Роор. Вы... можете говорить свободно?

– Могу

Куоти машинально обернулся по сторонам, но тут же опомнился и чуть не рассмеялся. Он же в гостях у филитов, а у них, вроде бы, пока нет обыкновения втыкать во все места микрофоны и следящие камеры.