А с семьей дело обстояло ещё сложнее. Старший сын остался в памяти многих Хорана бунтарем и скандалистом, источником ссор. Младший брат, Ровиас, всегда становился на сторону отца, и оттого их отношения особенно накалились. Одна лишь мать по-доброму относилась к Мальсу, но она его жалела, надеясь, что когда-нибудь он вернется. Мягкая по характеру, почти безвольная, Нэри Хорана во всем разделяла точку зрения мужа, потому и считала сына несчастным из-за того, что он потерял дар. Она его не понимала, только жалела. И потому тоже оказалась за стеной, которую Хор возвел вокруг себя.

— Я проконтролировал работу наших и теперь могу быть свободен, — в комнату шагнул Иушнице уже с более дружелюбным выражением лица, отрывая его от размышлений. — Вообще-то следует признать, что моим молодцам капитан и не нужен, однако устав в армии — первое дело. Вы просветили своего ученика или это сделать мне?

— Просветил, разумеется, — улыбнулся Маршал. — И даже кое в чем просветился от него, но это уже тема для разговора между нами. Садись, официальности и скрытности закончились. Мне бы хотелось, чтобы между вами с Мальсом сложились дружеские отношения: в конце концов, ему же быть следующим Маршалом.

От последних слов Иушнице едва заметно помрачнел, однако быстро выправился и как ни в чем не бывало заметил:

— Я никогда не против дружеских отношений с начальством. Однако… разрешите мне наладить их без вашего участия? Мы ещё успеем поболтать, сколько нам угодно, а тесные знакомства я люблю заводить в положении один на один.

— Звучит так, словно ты хочешь не говорить, а драться, — усмехнулся Байонис, выглядя, впрочем, совсем безмятежно. — Идите, я взял с собой несколько важных бумаг, чтобы не скучать в дороге.

Иушнице приоткрыл дверь перед Хором, как перед дамой, и тоже усмехнулся. Они вдвоем прошагали мимо всех обитателей кают: Бьюкенен по-прежнему спал, Виррен читал книгу, Тора вышивала, Маскэрэ не отрывался от окна, Лейнор задумчиво сидел и едва посмотрел в сторону проходящих людей, а Толл и Ферчазейро вообще не шелохнулись, мраморными статуями глядя друг на друга.

По узкому переходу адмирал провел Мальса в служебную гондолу. Исполнялась очередная мечта детства, только вот не могли не настораживать обстоятельства её исполнения. Желание Иушнице поговорить наедине выглядело логичным, если не считать места беседы. Впрочем… в пассажирском отделении набралось слишком много людей, и было бы невежливо просить кого-то уйти, оттого-то адмирал и увел Хора сюда. Что ж… Кажется, это действительно не представляло никакой опасности, хотя сам факт откровенного разговора без свидетелей на двадцатой минуте знакомства продолжал смущать.

Иушнице прошел в служебное отделение и почти сразу же свернул направо — туда, где особенно стучало и гудело. Ещё одна дверь. Адмирал поспешно завел туда своего спутника и завозился с замком, закрываясь, позволяя Хору внимательно изучить удивительную комнату. Здесь было жарко. Взгляд почти всюду натыкался на блеск начищенной меди, из которой изготавливалось большинство деталей для энергетического механизма дирижаблей.

Именно тут находился его центр, отгороженный от вошедших небольшой оградой высотой до пояса. В ней существовал проход, сейчас закрытый. В центре, посреди сплетения труб, подмигивавшего светом разных лампочек, красовалась правильная пятиугольная призма из цельных листов меди с посеребренными ребрами. От неё, как аорта от сердца, отходила крупная труба, далее ветвящаяся на более мелкие. Сбоку на призме имелась шкала в виде полукруга, по которой металась стрелка, а внизу горели две маленькие лампочки и тускнела пыльным стеклом третья. Полученных до Центра Одаренных знаний хватило, чтобы сделать однозначный вывод: перед Хором находился батерс, главная деталь дирижабля. Вещь, имевшая отношение к завязавшейся недавно неприятной истории.

— Здесь немного шумно, но нам не помешает, верно? — нарушил молчание адмирал.

— Верно, — невозмутимо подтвердил Хор, поворачиваясь от механизма к собеседнику. — Так о чем же вы хотели поговорить?

— О себе и о вас, — не стал ударяться в конкретику Иушнице. — Маршал хотел бы, чтобы мы подружились и я стал вашей опорой в случае его смерти. Оную, увы, надлежит включать в расклад, ибо возраст дает о себе знать, а лекари не способны одолеть все без исключения болезни. Так вот, вам следовало бы кое-что учесть. До вас преемником Байониса Эссентессера считался я.

Хор вздохнул.

— И оттого я вам так не по нраву?

— Нет, — адмирал покачал головой. — Я не имею к вам ненависти. Любви, кстати, тоже. Наоборот, вы решили мою неопределенность, поскольку я не считался официальным преемником, но готов был заменить Маршала. Я говорю сейчас вам об этом, чтобы между нами не существовало никаких недомолвок. А то потом вам скажут, что вы заняли мое место и я из-за того смертельно на вас обозлился. Посеять вражду между людьми на деле довольно просто.

— А вы хотели бы носить звание Эссентессера? — поинтересовался Хор. — Раз уж мы решили говорить друг о друге…

Иушнице на минуту задумался, а затем ответил:

— В детстве я об этом, разумеется, мечтал, но происхождением не вышел, и даже высокий пост в армии мне не светил. Сейчас я понимаю, что должен находиться на своем месте, а роль Эссентессера неразрывно связана с магией, магии в ней бывает даже больше, чем армии. Поэтому я не против остаться просто адмиралом, командиром воздушной эскадры Объединенного Мира. А место Маршала пусть занимает тот, кого серьезно готовили именно к этому.