— Бросайте оружие и выходите. Мы вас не тронем! — пролаял он в воздух. — Не задерживайте нас, нам не нужны ваши жалкие жизни, оставьте их себе — мы не против!

«Да за кого он нас принимает?» — мимолетно удивился синда, быстро прицелился и спустил тетиву. Главарь мгновенно пригнулся, до выстрела, и стрела, не найдя цель, сердито звякнула о серый валун.

«Силен! — подумал эльф с уважением. — Славная будет охота!»

Навел вторую стрелу на орка помельче, легкомысленно выглянувшего из-за валуна. Чуть поднял лук, не задумываясь сделал поправку на ветер и расстояние; оперенная смерть ударила точно в глаз. Враг упал навзничь без вскрика и в последних конвульсиях затрепыхался на черной мокрой земле.

— Все, остроухие, вам конец! — главный махнул рукой, и орки ринулись на эльфов.

Время рванулось вперед, сминая секунды ударами клинка и сердца, словно отыгрываясь за предыдущую задержку.

Проход был доступен только для одного-двух; эльфы стояли насмерть, отбиваясь мечами. Двое из них забрались повыше на скалы и отстреливали нападающих, как на учебном стрельбище. Но орков было слишком много… Лежащие тела мешали атаковать защитников ущелья, однако враги, скользя по пролитой крови, отбрасывая своих, падая на четвереньки, злобно щерясь и рыча от ярости, отчаянно пытались прорваться в низину.

Стрелы закончились быстро, чего и следовало ожидать. Предводитель эльфов оглянулся — только несколько его воинов оставались на ногах, да и те были ранены. Врагов тоже поубавилось, но все же оставалось еще очень — слишком! — много. Встал в проход сам, заменив эльфа, оборонявшегося из последних сил — тот сразу же, схватившись за бок, опустился на землю, голова его бессильно поникла. Напарник командира упал, пронзенный несколькими стрелами. Эльф отбросил клинок наступающего орка, полоснув по груди, отбил мечом первую тяжелую стрелу из арбалета главаря, вторую… Отойти бы — да некуда. А третью пропустил — слишком устал, вот и принял грудью…

Орочьи ятаганы со всех сторон обрушились на раненого синда.

Главарь махнул рукой, отгоняя своих, лениво подошел к упавшему эльфу, тщетно пытавшемуся приподняться, отбросил выпавший меч ногой, с видимым удовольствием наступил на кисть, повернул сапог, а дождавшись хруста костей — замахнулся тяжелым мечом.

Жизнь вытекала из ран, кровь шла горлом, мешая дышать и думать, сломаная рука горела огнем, но синда, приподнявшись, отчаянным рывком дотянулся до главаря, вонзив широкий клинок в незащищенный бок под доспехом.

«Зря я считал этот нож игрушкой…» — мелькнула последняя мысль, и он канул во тьму; тело его недвижно распростерлось на земле.

Главарь, опустив занесенную было для последнего удара руку, недоуменно смотрел на черную кровь, вытекающую из рассеченной печени. Размахнулся еще раз, и, быстро теряя силы, пошатнулся и рассек мертвое тело эльфа вместо того, чтобы отсечь голову. И сам он тяжело упал на колени, опустив голову, отбросил оружие и завыл, зажимая смертельную рану.

Оставшиеся в живых орки, глянув на вожака, развернулись и побежали туда, откуда пришли.

Серое небо замерло в глазах эльфа, не пуская туда пустоту; снег кружился, завершая неспешный танец, и скатывался с его лица слезами, будто оплакивая погибшего. Потом, много позже, когда никого не осталось рядом, он перестал таять, и белые снежинки на синей радужке смотрелись как звезды нездешнего мира…

***

Вражьи полчища не могли пробиться дальше нескольких рядов эльфийских воинов. Здесь можно было не сдерживаться и, отточенная в боях, сухая лаконичность движений быстро вернулась к военачальнику. Ринглин, глядя прямо перед собой, видел все, что происходит вокруг, скупо, не размахиваясь, наносил удары, стараясь как можно экономнее расходовать силы. Он не тратил время на то, чтобы добить врага, зачастую не отбивал, а уклонялся от ударов, и иногда принимал скользящие прочной кольчугой. Он не брезговал и ножом, не оставляя врагу шансов на короткой дистанции, даром что нож считался больше символическим атрибутом, чем орудием славной битвы. Однако Ринглин считал битву «славной», только если в ней выжили его воины. Да и вообще он не видел в битвах «славы», а делил сражения только на выигранные и проигранные…

Похоже, сегодня им придется стоять долго — очень долго! Вряд ли это вся армия Гундабада.

Где мог, Ринглин помогал своим, успевая оглядываться по сторонам. Лучники, удачно расставленные, били с возвышенностей, как только появлялась возможность не задеть эльфов. И Ринглин радовался: бойцы были весьма и весьма неплохи! А ведь для многих этот бой был первым!

Леголас сражался рядом со всем пылом юности и яростным вдохновением, не щадя ни врага, ни себя; глаза у него горели от ненависти. Военачальник нахмурился, заметив, что принц уже дважды задет. Пара царапин… Пока они не чувствуются в горячке боя, но при длительном сражении такие пустяковые на первый взгляд раны отнимают все больше сил и могут стоить самой жизни.

***

Оставив эльфов на их рубеже, гномы сбежали вниз, торопясь помочь своим.

«Так спокойнее, не ударят в спину, — подумал Железностоп, — эльфы защитят проход. Да, но кто защитит эльфов?»

В долине вовсю кипел бой. Гномы Железных холмов стояли насмерть, не отступая и не ломая строй. Даин оставил раненого на попечение лекарей, шепнув: «Не вздумай умирать!» — и и кинулся к своим товарищам. Гномы почти одолели первую волну черного нашествия. Они оглядывались, отирали с доспехов вражью и свою кровь, чистили оружие…