Шрифт:
И я рассказал Саше о заказчике с Рублевки и о нежелании Аббаса вести этот контракт при условии осуществления поставок нашей же компанией.
— Аббас, говоришь? — задумчиво произнес Саша, выслушав меня. — Слушай, старик, Жору-Скальпа помнишь? Помнишь его «Бритву Оккама»? А что, если посмотреть на ситуацию с точки зрения этого замечательного закона. Смотри: Аббас громко кричит про срыв поставок. Вроде бы, его мотивация ясна и понятна — это приводит к проблемам со строительными заказчиками. Но не кажется тебе, что его горячность несколько наиграна? Это нам с тобой надо париться, мы — владельцы бизнеса, и потери понесем мы. Ему-то что — он на зарплате. А если его интерес в другом? А, старик?
— В чем же? — напряженно и недружелюбно спросил я.
— Да элементарно же, Ватсон! — развеселился Саша. — Аббас ничего не имеет с поставок мебели, сантехники и прочего, потому что с долей мы его прокатили. Тогда он, обиженный, раздувает компанию против торгашей, срывающих поставки. Но цель его не в том, чтобы наладились поставки, а в том, чтобы заказчики заказывали все у наших конкурентов, например, в «Хоумлюксе». «Хоумлюкс» платит ему как минимум процентов пять за то, что привел покупателя. А если Аббас снимает с заказчика «головняк» по контактам с поставщиком, то тому это обходится еще процентов в семь — опять же Аббасу. Сборка мебели — еще пять-семь процентов. Ты прикинь, сколько ему принесет этот заказчик с Рублевки, если заказ на поллимона грина он разместит в «Хоумлюксе», или «Хаус-Вилле», а не в «Арми-Сане»? У меня получилось семьдесят пять тысяч баксов, и это только с одного объекта. С такого ракурса ты не хочешь на вопли Аббаса посмотреть, а?
Мне стало нехорошо, земля как будто куда-то поплыла под ногами, захотелось нюхнут нашатырю.
— Такого не может быть, — сказал я, сглатывая комок. — Потому что не может быть в принципе.
— Ну, ну! — засмеялся Саша. — Вспомнил армейскую политинформацию про то, что учение Маркса всесильно, потому что верно? Диалектик ты наш! А знаешь, сколько стоит «Ролекс» с брюликами на его запястье? Минимум двадцать пять косарей! Вот у тебя, совладельца бизнеса, есть часы за двадцать пять тысяч долларов?
— Это подделка, — облегченно выдохнул я, — Аббас сам рассказывал. Бриллианты — стекляшки, цена «котлам» — сто баксов, ингуши на Тверском бульваре толкают.
— Ну, да, если не можешь объяснить, откуда деньги на Моне или Кандинского, скажи, что купил копию, — саркастически заметил Саша. — На бульваре торгуют тем, что сейчас на пике моды — «Патеками», «Нарденами» да «Хублотами», я обращал внимание. Таких часиков, как у Аббаса, там нет, да и понтует он ими как настоящими, рукав постоянно поддергивает, не замечал? Интересно, что он тебе скажет, когда ему нужно будет объяснить покупку крутой тачки, например?
— Ну, он в казино играет, — пробормотал я, словно уже объясняя за Аббаса такое возможное приобретение. — Там можно крупные суммы выиграть…
— Или проиграть! — со смехом подхватил Саша. — Ты спроси у Прокопича, сколько раз он его из «Кристалла» извлекал, пьяного в лом и без копейки денег, когда за ним его Ива отказывалась приезжать? Прокопич говорит, что охранники, когда его видят, смеются: «Снова нашего «суперлузера» эвакуировать приехал?»
После этого разговора я не спал ночь, встал совершенно разбитый физически и морально, но утром мое состояние только ухудшилось. Позвонил Саша и рассказал, что он сам перетряс девок в магазине и выяснил, что тот договор, который я ему показывал, готовила Беата. Так вот она клянется, что в окончательном варианте, который она отправила Аббасу, чтобы подписать у заказчика, было 90 дней. Договор был Сашей подписан и пропечатан, но не на каждой странице, и наиболее вероятно, что кто-то подменил страницу со сроками. Я выслушал, позвонил Аббасу и к полудню вызвал его к себе.
Аббас опоздал на полтора часа, ворвался в кабинет, как комета, и с порога начал рассказывать, с каких важных переговоров он сейчас был вынужден по моему зову сорваться. Если бы было времени еще полчаса, клиент точно был бы у нас в кармане, а так «недопитие» какое-то получилось, придется с человеком еще встречаться и, может быть, не раз. Что за срочность такая, шеф? Неужели нельзя было подождать до вечера, все равно видимся каждый день?
Он говорил это, нервно жестикулируя, то и дело поддергивая рукава модного с отливом пиджака. «Ролекс» на его запястье в свете люстры переливался всеми цветами радуги. Я положил перед ним на стол злополучный контракт, открытый на странице, где красной ручкой я обвел слова: «Срок поставки — 60 дней».
— Беата уверяет… — начал я, но Аббас не дал мне договорить.
— Ну, да, это сделал я, — спокойно признался он. — Заменил страницу в контракте. Не хочешь знать, почему?
Он был натянут, но говорил совершенно спокойно и уверенно.
— Вообще-то хотелось бы, — передернул плечами я. — Потому что без внятных объяснений, боюсь…
— Не продолжай, шеф, — снова перебил меня он. — А то скажешь что-нибудь непоправимое.
Его глаза были нервно прищурены, но в них пульсировала насмешка. Как тогда, на первом собеседовании, мне жутко захотелось сгробастать наглеца за лацканы отливного пиджака и вышвырнуть из кабинета, но я снова не сделал этого. Вместо этого максимально сухим тоном я сказал:
— Излагай.
И Аббас изложил. Когда с заказчиком, о котором шла речь, велись переговоры, он готов был взять у нас и сантехфаянс, и кухню, и еще кучу мебели, всего тысяч на полтораста баксов, но категорически не соглашался на срок поставки 90 дней — не больше 60-и, и баста. Тогда Аббас решил схитрить и, не будучи уверен, что может меня убедить, самостоятельно подменил страницу в контракте.
— В результате имеем, — подвел черту Аббас. — Если торгаши сорвут срок не больше, чем на тридцать дней, то при штрафных санкциях в ноль-одну процента в день это составит аж три процента, или четыре с половиной тысячи долларов. На другую чашу весов падает сто пятьдесят тысяч долларов оборотки, в которой сидит минимум пятнадцать процентов чистой прибыли — двадцать две с половиной тысячи. Так благо или вред я принес организации?