Какое-то время я искал в этом «непристойном предложении» уловку и, не найдя, рассмеялся.

— По рукам! — воскликнул я.

Аббас открыл принесенный с собою тонкий дипломат, и на стол легла фотография. Это был свадебный снимок, запечатлевший его самого и женщину в подвенечном наряде — мои подозрения о том, что на снимке окажется не его жена, а невесть кто, оказались беспочвенными. Аббас и его супруга стояли рядом, она держала его под руку. Все было ясно с первого взгляда — мадам Эскерова была не просто красивой, она была куда эталонистей многих эталонов женской красоты. Единственное, что не позволило бы ей выйти на подиум в любом модном показе — это рост. На фото она была все же выше своего мужа, но поскольку рост последнего не доходил и до ста шестидесяти сантиметров, это не было достижением даже для женщины.

— Ее рост сто семьдесят восемь, — словно прочитав мои мысли, подсказал Аббас, — она почти на двадцать сантиметров выше меня. Мы фотографировались на лестнице, она стояла на ступеньку ниже, из-за длинного платья этого не было заметно.

Да, при том, что Марина была весьма мила, фигуриста и умела себя подать, на одном ринге с этой полубогиней красоты ей делать было нечего. И я почувствовал, что обладателю такой женщины я вполне ощутимо завидую.

— Как зовут вашу супругу? — поинтересовался я, пожимая победителю руку.

— Ее корни из немцев Поволжья, ее отца звали Генрихом — ответил Аббас. — Дочку он назвал библейским именем Ева. Но в возрасте семи лет, перед школой, подумав, что советские дети, когда подрастут, могут из-за небезызвестной Евы Браун начать дразнить ее «фашисткой» или в этом роде, изменил первую букву. Получилось редкое, и вполне русское имя — Ива.

«Ива Генриховна Эскерова, — сообразил я. — Афигеть!»

— Ну, что ж, поздравляю с победой! — сказал я вслух. — Вы выиграли. Что дальше?

— Дальше я хочу сделать вам предложение, от которого вам будет сложно отказаться, — улыбнулся Аббас. — Вы берете меня на работу на испытательный срок полтора месяца. Если за этот срок я не поднаторею достаточно во всех остальных нюансах деятельности вашей фирмы, и вы не захотите меня оставить, то, значит, это время я работал бесплатно. Если же я испытательный срок выдержу, то тогда мы и обсудим условия моей работы.

Думал я недолго. Такие неординарные люди на дороге не валяются. Если же он еще достигнет приемлемого уровня в узкоспециализированном плане, то это будет просто «то, что надо».

— Договорились, — сказал я. — Когда приступаете?

— Завтра, — просто ответил Аббас. — Только у меня одно условие — учить меня будете лично вы. Я буду вашим, так сказать, дублером.

— Договорились! — с удивлением констатируя, что польщен, рассмеялся я.

Так в мою жизнь вошел Аббас Эскеров и его красавица-жена Ива.

Учился Аббас быстро, все схватывая буквально налету. Очень скоро стало ясно, что он, что называется, «потянет», и меньше, чем через месяц, не дожидаясь окончания испытательного срока, мы оформили с ним взаимоотношения. Сначала он вел один объект, быстро смог взять второй, еще через месяц вел пять (я вел семь, Саша Качугин, уже больше переходя к делам торговым, четыре). С технической точки зрения Аббас все делал практически безупречно — точно следовал дизайн-проекту, время от времени внося в него очень правильные изменения, щепетильно соблюдал все тонкости технологий, был бескомпромиссен с работягами в вопросах качества. Квартирки из-под его, так сказать, «пера», выходили — загляденье, заказчики были в восторге, — некоторые даже по собственной инициативе выплачивали компании премиальные, что для этой категории людей было делом неслыханным. Но очень скоро пришлось Аббасу доказывать и свои способности менеджера — «улаживателя». C одним из заказчиков (с которым начинал работать Саша, потом передавший объект Аббасу) не заладилось. «Поднявшийся» на ломбардных делах молодой парень по имени Дима оказался субъектом скандальным и, как ревнивая жена-алкоголичка, помешанным на выяснении отношений, каждое такое выяснение превращая в «разборку» с привлечением «крыш». Другого формата обсуждения проблем он просто не знал, а поскольку ярко выраженной «крыши» у нас не было, специально для Димы пришлось создать эдакую «потемкинскую деревню» — «крышу», состоящую из одного человека по имени Жора. Правда, человеком Жора был очень непростым, двадцать восемь из своих сорока лет он провел по тюрьмам и зонам, заслужив там высокое звание «авторитета» и «погремуху» Скальп. По слухам, предлагали Жоре-Скальпу и «короноваться», но он отказался, чтобы иметь возможность жениться на любимой женщине. Вышедши года три назад по амнистии, не испытывающий никаких материальных затруднений Жора предпочитал жить тихо, радоваться жизни с женой Оксаной. У нас Жора заказал дорогой ремонт, который мы сделали «на ура», и с тех пор задружились. За созданием видимости «крыши» для разборок с неугомонным Димой я обратился к Жоре, и тот со смехом согласился. На первую разборку, на которую Дима притащил целую шоблу какой-то косолицей молодежи из Ростова-на-Дону в черных кожаных куртках, Жора пришел один. Коротко представился: «Скальп» и посмотрел на старшего кожаных — двухметрового детину с особо искривленной физиономией. «Я — Серый, из Ростова», — назвался в ответ громила. Жора с интересом посмотрел на него и спросил: «То есть когда я снова буду в Ростове-папе, мне нужно спросить за Серого, и всем будет ясно, за кого базар?» Серый явно смутился, а Жора повернулся к Диме. «Дима, заказчик, — представился тот, протягивая Жоре руку. Тот недоуменно посмотрел на протянутую руку, как на неожиданно закрывшийся турникет в метро, и лениво сказал: «Ну, Дима-заказчик, кати свою предъяву».

Он выслушал визгливые Димины требования, сводившиеся к тому, чтобы ему «за бесплатно» сделали работы, в контракт явно не входившие, с тем же скучающим выражением лица. Потом несколько минут молчал, крутя в руках незажженную сигарету. Табак из сигареты падал на пол, и когда вывалился весь, Жора выбросил в угол фильтр, и поднял глаза на Диму. Таких глаз в исполнении всегда добродушного Жоры я не видел никогда, — это были не глаза, а два пистолетных дула. «Ты знаешь, Дима, что на блатной фене значит «антилопа»? — спросил Жора. Дима помотал головой, оглянулся на своих «кожаных» — те тоже не знали. «Антилопа, это человек, которому всегда мало, — пояснил Жора. — Так вот, ты Дима — антилопа. Тебе вечно мало. Тебе мало, что когда «качали тему за расход»[i], ты такую скидку сканючил, как будто тебе лантуха центровые сдали на блат[ii]. После этого ты смекнул, что здесь тебе талый грунт[iii], и ты захотел, чтоб тебе за те же белки замантулили[iv] то, о чем базара вообще не было. Пацанов позвал, втираешь им, что ты в этой теме за терпилу[v], думаешь, за тебя впрягутся. Но бог не фраер и правду не с галерки наблюдает. Вот скажи, Серый, у тебя в хате такой же ништяк (Жора театрально обвел рукой обстановку вокруг)?» Верзила посмотрел на своих «пацанов», и все они угрюмо замотали головами. «Во-от! — многозначительно поднял вверх палец Жора. — А со скидки он в общак гревак[vi] подогнал? И вообще: я в ваши с ним рамсы[vii] не лезу, но не может так быть, что вы не в дыму[viii]? Что он вам не весь свой шахер-махер засветил?» Повисла немая сцена. «Какую скидку? — на истеричной ноте первый нарушил молчание Дима. — Не было никакой скидки!» «Закрой хлеборезку!» — зло рявкнул на подопечного Серый. Потом они с Жорой отошли для переговоров в другую комнату, откуда через пять минут вышли, имея, судя по лицам, полное взаимопонимание. «Поехали!» — скомандовал предводитель своей команде, и все двинулись к выходу. Причем Дима явно из собственной квартиры уходить вместе со всеми не хотел, но его никто не спрашивал, его просто увлекли за собой. Мы остались со Скальпом одни. «Жора, какая скидка? — повторил Димин вопрос я. — Никакой скидки не было!» Жора со смехом в глазах посмотрел на меня: «Конечно, не было. Ты слыхал про такой философский закон — «Бритва Оккама»? Он говорит о том, что не следует придумывать более сложное объяснение чему-то, если есть более простое. Я книжку про это в Соликамске, в «Белом Лебеде», читал, она еще тогда не была крыткой для «пожизненных». Серьезное заведение, как там зеков прессуют, я нигде такого больше не встречал. Даже блатным там тяжело выжить, — ни бухла, ни марафету, я только чтением книжек философских и спасался. Так вот, про сегодняшнее практическое применение философского закона «Бритва Оккама». Я сразу увидел, что эти фраера про меня в курсе, и что связываться со мной им совершенно не с руки. Они прекрасно поняли, что лавэ с тебя им не состричь. Значит, надо было дать им возможность получить их с их же крышуемого, для чего надо облить его парафином, перевести на него стрелки. И вот он уже разбираются не с тобой, Сеня, а с Димой. Думаю, снятие обвинения в крысятничестве обойдется ему не меньше, чем в тридцатник зелени, а то, глядишь, еще и по рогам настучат. Да, великая вещь философия!»

Но Дима-заказчик, как он у нас теперь именовался, оказался очень непрост и еще более злопамятен. Тогда культура составления договоров только формировалась, зачастую контракт, умещавшийся на одной — двух страницах, не содержал никакой конкретики по важным деталям. Дима ловко этим воспользовался. К окончанию работ на его квартире он подготовил целый кондуит из наших нарушений и «несоблюдений». Будь они озвучены в процессе производства работ, их легко было бы исправить, устранить, урегулировать, но к концу пути все это вылилось в ряд исключительно серьезных проблем. И вот накануне намеченного подписания бумаг по завершению работ и получению окончательного расчета (без малого 50 тысяч долларов) у нас в офисе появляется курьер и вручает нам тщательно составленную юридическую претензию от Димы-заказчика на сумму более 100 тысяч долларов. Мы начинаем изучать бумаги и видим, что последний неоднократно предупреждал нас о разнообразных мелких нарушениях и о том, что он будет вынужден обратиться в суд. Письма свои хитрован направлял на наш юридический адрес, указанный в договоре, в то время как до нас, сидящих по совершенно другому, фактическому адресу, эти письма просто не доходили. Но самый финиш был в том, что в разделе «Штрафные санкции» договора раздолбайка-Леночка опечаталась, и вместо «0,1 процента в день» означенные санкции выросли в 100 раз и составили 10,1 процента в день. Леночка напечатала, Саша Качугин, не глядя, завизировал, я — тоже не глядя — подписал. Мы обратились к юристам, и те честно сказали, что наше дело — швах. Ну, сотку баксов штрафа нам, конечно, суд не присудит, но что-то, конечно, заплатить придется. Это сверх тех 50 тысяч, которые Дима-Заказчик на нас сэкономит. Я был в печали, Саша ходил по нашему с ним кабинету и во весь голос матерился. Что мы могли сделать? Уволить рыдающую Леночку? Дима, проиграв в одну игру, переиграл нас в другую. Я позвонил Жоре-Скальпу. «Не, Сень, уволь. С пацанами «стрелу забить», «тему покачать» — это сколько хочешь, ты знаешь, — сказал Жора по телефону. — А «экзамены», «доктора», «дворники», «кивалы» — это не мое, это без меня, не обижайся». Аббас, весь вечер просидевший молча в углу, встал и со словами: «Я знаю, как решить эту проблему», решительно вышел. Через два дня Дима-Заказчик отозвал претензию, подписал все бумаги и полностью рассчитался. Мы с Сашей Качугиным пребывали в полном онемении. Аббас сидел на том же стуле, но не в углу, а посередине кабинета, и светился, как надраенный самовар. Но на все вопросы типа: «Как это?» он только скромно пожимал плечами, и отвечал, что это не только его секрет, и поэтому пока он говорить об этом не может. Единственное, что он сказал — это что на решение проблемы он потратил свои пять тысяч долларов, которые тотчас были ему компенсированы.

После этого случая Аббас, получив у нас с Сашей негласный статус «в доску своего», стал завсегдатаем частых вечерних посиделок в офисе, которые кроме цели «махнуть по рюмке» почти всегда представляли собой своеобразные производственные совещания. На них в узком кругу решались вопросы текущих и перспективных договоров, уровня оплаты тех или иных сотрудников, планирования, рекламы и много чего еще. То есть, Аббас оказался посвящен во многие весьма конфиденциальные дела и, по сути, допущен к управлению компанией. Но прорыв в нашем с ним сближением случился примерно через полгода, в середине мая.