– Корзину на тебе сегодня понесу, понял? И каши наварю, на двоих. Что мне, то и тебе. Не до разносолов,- сурово нахмурилась я.

Пес старательно обходил стороной стол. В пятне рассветных лучей лежала яркая, одинокая конфета. Сколько я ни перепробовала разных сортов шоколада, а такого фантика ни разу не встречала. Откуда только взялась? Не припомню чтобы я ее покупала. Может, в чайной лавке сунули? Я заклинала склады от крыс и хозяйка несколько раз угощала меня превосходным чаем.

Съев конфеты, я поразилась интересному сочетанию шоколада, корицы и нежной мяты. Фантик не буду выбрасывать, потом на рынке поищу и прикуплю немного. Наскоро умывшись и прополоскав рот надеваю старое платье. Латаное-перелатанное оно служило мне вместо рабочей одежды. Теперь вот для выгула пса послужит.

– Ну что, готов?

Пес спрыгивает в люк, и я левитирую следом. Удивительно как легко двигается эта огромная собака. Вчера вечером я готовилась забрасывать Марципана в квартиру с помощью магии, но он запрыгнул сам. Встряхнулся, осмотрелся, принюхался и выбрал себе в собственность кресло.

Настолько ранним утром отсутствует даже госпожа Бертрам. Только одинокий прохожий уселся на скамейке перед нашей парадной – тоже замерз, бедолага. Плащ с высоким воротником, шляпа, и сам весь скукожился, руки в карманы сунул. Марципан оскалился было, но едва я уложила руку ему на ошейник тут же успокоился. Господи, как же я хочу, чтобы его хозяина выпустили живым и здоровым. Или просто живым – я ведь поседею с этим псом. Голова собаки находится на уровне моей груди. Утрированно, конечно, но все же слишком крупный пес. Это при том, то он такой же смесок как и его владелец. У орков с этим строго.

– Мы с тобой погуляем, потом ты посидишь в квартире, а я схожу в Церковь. Сегодня воскресный день, и все добрые прихожане, даже из числа безбожных магов, должны прибыть на службу.

Хорошо, что за общежитием есть небольшой подлесок – три дерева, два скамейки и кусты сирени. Пес сделал свои дела, я прибрала за ним, вчера пришлось пол вечера вспоминать подходящие заклинания. В Гранполисе с этим строго – за убийства и изнасилования наказывают не так строго, как за загрязнение города.

Я где-то слышала, что собакам нужно больше двигаться, потому покорно бросаю расшалившемуся псу палку. Давешний незнакомец со скамейки, чуть пошатываясь, удаляется от нас в сторону Городского Канала. Марципан превратился в один сплошной оголенный нерв – напружинился, поднял шерсть на загривке, прижал уши и заворчал, будто предупреждая. Прикрыв меня собой от неведомой опасности он будто увеличился в размерах. Обмирая от страха я уложила ладонь ему на вздыбленную шерсть:

– Ну что ты, мальчик,- зашептала я. – Гуляет дяденька и пусть его, пойдем, я тебе еще палку покидаю.

Перед глазами стояла картина зверски растерзанного любителя утренних прогулок. Чем уж волкодаву не угодил мужчина, а смерти случайному прохожему я не желала. Господи, что делать-то? Прохожий скрылся из виду, вот только пес как будто потерял интерес к прогулке – уселся рядом со мной и упрямо игнорировал все попытки поиграть с ним.

– Идем. Вот ведь упрямый, побегал бы, поиграл, столько времени взаперти просидишь!

Пес странно посмотрел на меня, будто понял. К парадной я вернулась с испачканным подолом, мало того, что роса замочила, так еще и два великолепных отпечатка собачьих лап красовались на светлой, застиранной ткани. У самой парадной пес поднялся на задние лапы и уложив передние мне на грудь, широко и смачно облизал мое лицо.

– Ох, слюнявая же ты зараза, Марципан,- я огорченно посмотрела на платье, на довольного пса и вздохнула. Я мечтала выбросить это платье, ну а теперь сохраню – будет в чем с псом гулять.

– Доброе утречко, госпожа Бертрам.

– Доброе, госпожа Лёвэ. Это волкодав? Орочий?

– Он самый, друг попросил приютить. Вы уж не серчайте? У нас чисто, да тихо будет,- улыбаюсь, заискивающе заглядывая грымзе в глаза.

– Ну уж, только если чисто,- как-то странно протянула строгая дама, и вдруг улыбнулась,- счастья тебе и удачи, девочка. Дождалась таки.

Уточнять, чего именно я дождалась не рискую. Мало ли что, вдруг передумает, и куда мы со псом пойдем? У госпожи Бертрам семь пятниц на неделе, не стоит воспринимать ее слова всерьез.

Запрыгивать в квартиру пес отказался, а магия на него не подействовала. Он сидел, упрямо набычившись и смотрел на меня умными, темными глазами.

– Ну что ты будешь делать у Церкви? Тебя же не пустят внутрь? А я не могу не пойти,- к горлу подкатил комок. – Мне эти походы вот уже где, в самой середке горла. А не пойти – житья ведь не дадут. И гулящая, и безбожница, и ведьма проклятущая. Могут и камнем кинуть, тогда уходить придётся.

Треплю пса за уши, он ворчит, выворачивается, прячет морду.

– А я тебя к хозяину свожу. Вместе сходим, может удастся вам поговорить,- без особой надежды пытаюсь умаслить пса. Глупо думать, что он понимает слова – даже если орочьи псы и правда так умны, что разбирают речь своих хозяев, я-то не орк. И говорю на человеческом диалекте.

Псу надоело упрямиться, и он одним грациозным движением бросил крупное тело в люк. А ведь здесь высота почти два метра. Люди говорят, что собаки орков сражаются наравне с хозяевами. Я бы не хотела это видеть.

Переодеваюсь для похода на службу – темное платье, капор в тон. Тщательно убираю волосы, чтобы ни один локон не выбивался из под головного убора. Кто-то может прийти в церковь в бальном платье и легкой вуали в пол – но этот кто-то не я. Мое место в уголке, еще не там, где стоят гулящие девки, но и не среди приличных людей. Проповедник всегда подходит к нам, роняет пару фраз, с высоты своей святости, и, лениво окрестив пухлыми пальцами, проходит дальше. Несколько раз я получала намеки, что матери Церкви требуются услуги артефактора, на постоянной основе, но предпочла ничего не понять.