Шрифт:
Набаловали чертенка, но до чего же хорош!..
Вышли мы во двор. Додо опять в гамак, а Джано на скамейку под деревом. Сел, закурил, спрашивает:
— Ну, как, Поля, привыкла?
— К чему?
— Жить по-нашему.
Я пожала плечами.
— Жизнь везде жизнь.
— Это верно...
Помолчал, поглядел на двор, на дом, на новые ворота, на свою машину посреди двора.
— А все-таки жаль,— вздохнул.
— Чего жаль?
— Нет той деревни, что раньше была. Последние дни доживает, Вроде моей матери...
— Тебе бы любоваться, а нам жить. Иной раз в грозу свет выключат, тычемся в потемках, тоска. И как люди жили?..
— Я эту тоску помню. Особенно в грозу... — опять присмотрелся к дому, словно не увидел чего-то, и оглянулся недовольно.— Поля! — говорит.— Помнится, у дверей отцовская шляпа на крючке висела.
— Соломенная, что ли?
— Да, с широкими полями. Он в ней летом в винограднике работал. Где она?
— Солома не железо, истлела шляпа, порвалась.
— И куда ты ее дела?
— Я-то?.. — переспрашиваю и смотрю на него. Уж больно серьезно он про шляпу спрашивает.— Вон, глянь, на краю виноградника видишь пугало? А на что она тебе?
Посмотрел он туда, где пугало в соломенной шляпе набекрейь лохмами размахивало, и нахмурился, в лице весь переменился.
Я и говорю:
— Невестушка, дорогая, что это твой мужик из-за соломенной шляпы убивается? На него даже и не похоже.
Додо приподнялась в гамаке, тоже на пугало глянула, а на него как раз сойка села.
— Хорош красавец! И как его птицы не боятся? — потом к мужу обратилась: — Джано, дай-ка сигарету! Покурю, пока дети не видят...
Под деревом возле гамака ягненок траву пощипывал.
— В младенчестве все прелесть,— глядя на ягненка, сказала Додо.— Это потом из ягнят вырастают бараны, из поросят свиньи, а из прелестных мальчуганов мужики вроде тебя! — Она качнулась в гамаке и кончиком вытянутой ноги ткнула Джано в бедро.
Тот обернулся и сильно шлепнул ее.
— А-а! — жеманно растянула она.— Больно!
Я подумала, что он иногда поколачивает женушку. Вернее, они дерутся, потому что такая не очень-то даст себя поколотить.
— Послушай, Поля, этот домострой начинает меня угнетать. Муженька твоего не видно, а я от голода или в обморок упаду, или с мужем подерусь.
— Твоя правда. Я тоже проголодалась.
— Доментий Гачечиладзе забрел куда-нибудь с дружками, а мы жди!
— Кто забрел? Доментий? Да никуда он с друзьями не заходит!
— Рассказывай!.. Я вашу породу знаю. Поедешь ты еще без меня на курорт! Думаешь, и рассказать некому про твои художества? У меня пол-Гагры знакомых. Да, да!.. Ты у меня весь месяц под колпаком был. Все твои похождения...
— Покорми ее, Поля, а то меня заест.
Я не знала, как быть, но, на мое счастье, стукнула калитка — пришел Доментий.
Что мне у грузин по душе, так это отношения между родственниками. Будь ты хоть седьмая вода на киселе, признают, обласкают, и не как-нибудь, а тепло, по-родственному. А тут родные братья встретились. Обнялись. Мы смотрим. Мне лицо Доментия из-за плеча братнина видно. Улыбается, и глаза такие, как будто у него боль в зубе унялась. Даже я, глядя на него, расплылась, как дурочка, про все забыла. А у него буханка хлеба под мышкой торчит, в руке сверток. Я спохватилась, забрала, высвободила ему руки. Джано брата по спине похлопывает, похохатывает, бубнит что-то. А мой только головой мотает,
— Нет,— говорит,— братец, не ездок я в город. Мать болеет, сам знаешь, и дети...
Додо не удержалась:
— Водой их, что ли, разливать?
Доментий наклонился к ней и чмокнул в щеку.
— Вот что я вам теперь скажу,— Додо насмешливо оглядела братьев.— Пусть ваша матушка на меня не обижается, но, видно, и она не без греха.
— Почему?
— Вы разной породы. Видел бы ты, как Джано твою уралочку лобзал и тискал. Только что ребеночка ей не сделал. А ты кольнул меня усами и... — она состроила потешную рожицу.
Доментий покраснел — вечно она его своими шуточками смущает, с виноватым видом оглянулся на нас и еще раз поцеловал Додо.
— Ну вот, это называется — выпросила.— Додо встала и пошла к дому.— Теперь остается обед выпросить.
Смотрю я на Доментия и удивляюсь: отчего люди при нем добрее делаются? Даже бабка моя Матрена никогда при нем не ругалась и не сквернословила, котом и хахалем его не называла.
Идет рядом с братом, и ростом повыше, и в плечах пошире, руки тяжело вдоль тела висят, косолапит, медведь, а поди ж ты, только калиткой стукнул, и все на место встало — не орда незваная на голову свалилась, а деверь с семьей заехал погостить. Всегда с ним все ясно и ладно. Такой человек! Я когда за грузина шла, подружки ахали: «Ой, Полька, неужели не страшно? Знаешь, какие они!..» А мне такой тихий достался. И слава богу!