Шрифт:
Поскольку я на 7-ое отделение только прибыл, то ни в октябре, ни в ноябре у меня выписной комиссии не было. Она состоялась только в декабре. И, вполне естественно, не выписала меня. Следующую комиссию я ожидаю в июне. А пока ожидаю, печатаю эти строки. Весной 2013 года очередная, проводящаяся раз в год, медико-социальная экспертиза (МСЭ) продлила мне вторую рабочую группу инвалидности.
Выборы на "Арсеналке"
Чтобы получить разрешение от главного врача СПбПБСТИН на передачу на свидании моей тёте CD-диска с моей Книгой для размещения её в Интернете, я предоставил главному врачу копию этого диска. Поэтому я не мог в первоначальном варианте своей Книги писать что-либо плохое о своём пребывании в СПбПБСТИН. Например, о том, как на Арсеналке проходили в конце 2007 года выборы депутатов Государственной Думы и Президента Российской Федерации. А именно "Единой России" и Дмитрия Анатольевича Медведева. Отделение собрали в актовом зале дурдома. На сцене в президиуме разместились члены избирательной комиссии, у которых пациенты-избиратели получали бюллетени и расписывались за их получение. А голосовать надо было на стойке-трибуне, возле которой стояла какая-то врачиха или медсестра с другого отделения в белом халате и указывала каждому подходящему для голосования на графу "Единая Россия" на одних выборах и графу "Медведев Д. А." на других соответственно. Следует вспомнить, что перед выбором "единороссов" каждому пациенту-дураку-избирателю было выдано по пачке чаю и по пачке сигарет. Вот она какая, демократия по-русски! Вот они какие, честные, демократические выборы! Вот они насколько легитимные, эти "единороссы" и Дмитрий Анатольевич Медведев! Когда я про эти выборы рассказал на 7-ом отделении ДПБ, мне один пациент рассказал, что в 2011 году на таких же выборах и на том же отделении СПбПБСТИН медперсонал открыто угрожал, что если в больнице не выберут "Единую Россию" и Владимира Владимировича, то на отделении "закрутят гайки", то есть персонал устроит дуракам "весёлую жизнь".
Выписная комиссия и суд
Вот что интересно заметить. Обычные осуждённые-заключённые, то есть зэки, по отбытии своём назначенного им судом срока в местах лишения свободы выходят на эту самую свободу без геморроидальных проволочек и злоключений, без всяких лишних условий, то есть только потому, что "их звонок прозвенел". В дурдомах же, чтобы перейти на отделение с более слабым режимом, выйти на свободу или выписаться в интернат, необходимо пройти через выписную комиссию и суд, на которых врачи и судьи лезут дураку в душу с вопросами, раскаялся ли он и как он намерен жить дальше после выписки на свободу. Зэки же лишены этой процедуры, то есть их освобождают, даже если они и не раскаялись, и не собираются честно дальше жить.
В июне 2013 года наконец-то я успешно прошёл через выписную комиссию, которая выписала меня в интернат. Повторюсь, заметив, что просто так на свободу комиссия меня выписать не могла, поскольку у меня нет постоянного жилья, то есть потому что я бомж. Эта комиссия состоялась 14 июня, а суд только 13 августа, что является нарушением Закона, предписывающего проводить суд в месячный срок после выписной комиссии. На суде предоставлял меня к выписке на интернат мой лечащий врач с 7-го отделения Сан Саныч. Заведующая 7-ым отделением Октябрина Ивановна тоже присутствовала на этом суде, но она на протяжении всего суда молчала, видимо, полностью поддерживая сказанную Сан Санычем речь. А речь его меня удивила. Он сказал, что я продолжаю болеть шизоаффективным расстройством, что у меня по-прежнему бред, но я перестал представлять опасность для общества благодаря лечению и работе со мной. Также Сан Саныч упомянул в своей речи, что я занимаюсь своей Книгой и намерен её распространять и дальше. Когда мне предоставили слово, я вынужден был пояснить, что то, что мой лечащий врач называет бредом, выражается всего-то в высказывании мной моего желания занять высший пост в нашем государстве после Путина и Медведева (что я имею в виду своё именно царствование, а не президентство, я не уточнял). А моё раскаяние, выразившееся всего лишь в констатации мной факта, что я действительно раскаиваюсь, было для судьи настолько неубедительным, что он даже сделал замечание, что моё раскаяние плохо замечается. Но в моём деле как я мог истинно раскаяться? Признаться, что при повторении ситуации я поступлю иначе, я не мог, поэтому я ещё раз повторил, что раскаиваюсь, признавая превышение самообороны, хотя на самом деле и не согласен, что было её превышение.
Хотя мне было известно, что выписанных в интернат содержат в психбольнице до их отправки в интернат (могут держать годами до освобождения в нём места) без приёма лекарств, Сан Саныч неприятно меня удивил своим ответом на вопрос судьи, что меня будут и дальше пичкать лекарствами на том отделении, где я буду ждать отправки в интернат. Может быть, он так ответил судье, чтобы тот с меньшим сомнением выписал меня в интернат?
А о том, как я намерен жить дальше, окажись я в интернате, я высказался, опять упоминая свою Книгу. Я сказал, что она не только мой адвокат, но и своего рода моё резюме для работодателей, которые прочтут мою Книгу. То есть я надеюсь, что мои читатели предложат мне такую достойную работу, которая позволит мне вырваться из интерната, снимая или рано или поздно приобретая жильё в собственность. И на это я действительно надеюсь! Слышишь, мой Читатель! Я на тебя надеюсь и в этом маленьком деле как моя работа - жильё, и в большом Деле - моём воцарении!
Прокурор, адвокат и мой законный представитель от органов опеки и попечительства коротко ответили судье, что они не возражают против отправки меня в психоневрологический интернат, после чего судья постановил, что я туда им выписан. Когда я покидал зал заседаний моей (Дружносельской) больницы, где проходил этот выписной суд, заведующая моим (7-ым) отделением больницы Октябрина Ивановна прошептала мне, что я пойду на 8-ое отделение. 23 августа мне дали подписаться то ли в моей просьбе, то ли в моём согласии на помещение меня на общее, непринудительное, отделение, на котором я буду дожидаться интерната не известно сколько по времени. Подписываясь, я даже не поинтересовался, что будет, если я не подпишу эту бумагу, потому что мне и так известно, что ничего для меня хорошего не выйдет: могут и переиграть и оставить меня на 7-ом отделении.
А это, 8-ое, отделение ДПБ, на котором содержаться только ожидающие очереди в интернаты, - особое отделение, на нём, говорят, я смогу пользоваться телефоном и Интернетом для продвижения своей Книги. Я печатаю эти строки 25 августа 2013 года, когда я на 7-ом отделении ещё ожидаю поступления из Гатчинского суда постановления о моей выписке. На следующий день после суда мне неожиданно для меня сделали укол. Я спросил моего врача Сан Саныча, зачем мне укол? Он мне ответил, что отменять лечение (а я принимал в последнее время 2 вида таблеток) надо не резко, а плавно, для чего одна из таблеток заменена мне на 2 раза в месяц производимые уколы. Так что сейчас я не знаю, а гадаю, верить ли мне словам Сан Саныча, произнесённым им на суде, о том, что лечение мне будет производиться и на другом отделении в ожидании интерната, или не верить, поскольку не только мной, но и всеми другими психами-дураками подмечено, что врачам-психиатрам верить нельзя: они любят потянуть с оглашением неприятной для пациентов правды, чтобы пациенты свыклись с возможностью неприятных для них решений врачей.
Только 30 августа из Гатчинского суда пришло в больницу постановление об окончании принудительного лечения меня и о направлении меня в ПНИ (психоневрологический интернат). Это постановление меня неприятно удивило. Ведь в нём указывался мой диагноз, но не тот, который я знал, и о котором мой врач Сан Саныч говорил на суде!, а новый диагноз: приступообразная параноидная шизофрения! Я спрашиваю врача, кем и когда был изменён мой диагноз, который, по моему мнению, стал более тяжёлым, на что Сан Саныч ответил мне, что это секрет, который он не может мне выдать.
– ??? !!!
– Это секретная информация!
– только и повторял мой врач на мои вопросы-негодования.
В этот же день меня перевели на 12 отделение. А не на 8-ое! Типа, на 8-ом отделении нет свободных мест, а с принудки я выписан, и далее оставлять меня на 7-ом принудительном отделении нельзя.
Моё пребывание на 12-ом отделении ДПБ
Слава Богу!, здесь на 12 отделении мне разрешили пользоваться компьютером и Интернетом. То есть я могу теперь связаться с заинтересованными в издании моей Книги лицами через Интернет. Наконец-то! 20 сентября тётя Надина привезла мне интернетный модем. И не сегодня, так завтра я выйду в Интернет. Следует упомянуть, что заведующий 12 отделением строго мне сказал, что в своей Книге я не имею права называть своими именами не только никого из медпесонала больницы, но и вообще никого из людей, типа, с моей стороны будет нарушение закона, если я его ослушаюсь его. А именно, мной будет разглашена их личная жизнь. Поэтому мне пришлось переименовывать некоторых персонажей моей Книги, а именно, врачей. Хотя я с этим не согласен, ведь я в своей Книге предаю огласке не их личную жизнь, а их служебную деятельность. Разве нельзя тем же корреспондентам-репортёрам-журналистам освещать деятельность тех или иных людей?