– Ладно тебе, - Хич тоже это вспомнил, и решил перевести разговор на другие рельсы.
– Присоединяйся, седьмой уровень хакаем.

Вера рассмеялась и, чмокнув Антона в щёку - тот только улыбнулся - заняла место за своим терминалом.

Это было счастьем - проснуться, и видеть глаза любимой девушки. Антон и раньше не жил монахом, но так на него не смотрела ещё ни одна подруга. А ведь пару лет назад у него с Алиной чуть было до ЗАГСа не дошло... Сейчас же казалось, что это было уже целую вечность назад. Прозрачно-серые, с тёмным ободком, глаза Веры были как два озера в пасмурный, но тихий осенний день. Только отражали не хмурое небо, а печаль. Как он ни убеждал её, Вера ждала беды. Видимо, слишком хорошо знала повадки "Волчицы". "Мне приснился сон, - сказала она сегодня утром, когда он любовался её глазами.
– Первый сон за два года... Закат на Днепре. Мы с тобой гуляем по острову, около церкви. Потом спускаемся вниз, к воде. А вода гладкая-прегладкая, сам знаешь, так очень редко бывает. И - золотая от солнечных лучей..." Он даже удивился, сколько тепла было в её словах. Того едва уловимого утреннего тепла, каждую крупицу которого так хочется сохранить, когда в спину ещё дышит ночь, но уже встало солнце... Вера всё прекрасно видела и понимала. Улыбнулась, погладила его по щеке, уже требовавшей бритвы. И тогда Антон понял, насколько беден и убог любой, даже самый литературный из языков мира, когда требовалось описать вот это их маленькое счастье. У него попросту не нашлось ни одного слова, чтобы выразить его. Он только обнял Веру, будто собираясь защищать любимую от всего мира.

"Ты не сможешь защитить меня от меня же самой", - Вера то и дело вставляла в их разговоры эту фразу, когда замечала за ним такое вот желание стать её личной "каменной стеной". Антон и сам понимал, что она права. Но поделать ничего не мог. Вера неожиданно для него самого вдруг стала его миром, его небом, солнцем и звёздами. И чего бы он только ни отдал за то, чтобы никогда больше не видеть в её глазах печали...

80. Москва. Офис РЕОЛа, затем квартира Таманского.

При таком лице Димке не хватало только вопля: "Шеф, всё пропало!" Таманский, впрочем, понял это и без всяких воплей. Даже далёкий от всего финансового Дмитрий и тот догадался, что дела РЕОЛа плохи как никогда.

– Торрес, - процедил сквозь зубы Козырев.
– Тайсман как в воду глядел, накаркал, блин... Ну, и что теперь, господин директор?

– А ничего, - Таманский устало потянулся. После целодневного сидения в кресле ныли все мышцы, а ухо было красным от телефона.
– Всё, что мы могли сделать, уже сделано. Скупаем собственные акции, дабы Торрес не сбил на них цену окончательно. Мне только одно забавное совпадение показалось интересным. Как ты думаешь, Дима, почему австралийцы сдались Торресу без боя? Почему он скупил весь их пакет, а они даже не попытались повозникать?

Дмитрию понадобилась пара секунд, чтобы догадаться и мысленно обругать себя кретином. Мог бы дотумкать и самостоятельно.

– Торрес что-то на них имеет, - хмыкнул он.

– Теперь-то какая разница? Вместо мистера Тайсмана здесь будет присутствовать мистер Торрес. И если на этого хитрозадого австралийца ещё можно было найти управу, то американец вцепится как пиранья, - Таманский размышлял вслух. Дверь в кабинете была сработана из зеркального стекла. То есть, зеркальным оно было лишь со стороны приёмной. Из кабинета сама приёмная была видна как на ладони, и Таманский лениво наблюдал, как его секретарь (коего взяли на работу после того, как Рамдирсингх волюнтаристским решением уволил половину офиса, в том числе и Машеньку Клименко), переделав все текущие дела, гоняет на компе игрушку. Кстати, не РЕОЛовскую, а всё ту же "Вторую мировую", чёрт бы её побрал.
– А на него у нас практически ничего нет. Сечёшь мысль?

– На лету. Я эту мысль с самого начала решил проверить, и - сам знаешь - ни фига не вышло. Торрес хитрый перец, его на гоп-стоп не возьмёшь... как ты Тайсмана. Не надо на меня так смотреть. Думаешь, я один во всём РЕОЛе догадался, с чего вдруг наш бывший соотечественник стал таким податливым? У меня на днях была о-о-очень интересная беседа с мистером Рамдирсингхом, как раз перед его отъездом. Не знаю, как ты, а я бы на твоём месте держал ухо востро. У него на тебя вырос большой зуб, и он в принципе не прочь попробовать твоей крови.

– Я об этом давно догадался, - проговорил Таманский. Накопившееся нервное напряжение требовало выхода и он, внезапно распахнув дверь, выскочил в приёмную. Секретарь, не ожидавший от шефа такой активности, вздрогнул, свернул игру, но было уже поздно.

– Послушайте, Игорь, - голос директора был на редкость мягким, тон - вежливым, но это уже давно никого на фирме не обманывало.
– Будьте так любезны использовать рабочее время для работы. А если надумаете отдохнуть, то извольте хотя бы не рекламировать в нашем офисе продукцию конкурирующей фирмы.

Ошарашенный секретарь что-то сказал в ответ, но Евгений уже не слушал. Вспышка прошла, оставив выжженное пятно на душе. Зачем он набросился на Игоря? Сам же, никому не доверяя, переключил все линии на свой кабинет, и оставил его без работы. "Спокойно, приятель, спокойно. Один срыв - случайность. Два - закономерность. А три - пора лечиться. Спокойно. Ещё не вечер. Торрес не из тех, кто занимается банальным кидаловом".

– Ещё неизвестно, кто кем будет завтракать, Дима, - усталым, но вполне самоуверенным тоном произнёс Таманский.
– Еще рано меня, да и себя хоронить. И давай на этом разговор закончим. Утро вечера мудренее.

Домой он вернулся за полночь, с распухшей головой, неистребимым шумом в ушах и желанием сожрать хоть слона, если таковой обнаружится в холодильнике. Отпустив машину, он вошел в подъезд, поздоровался с дежурным охранником и вызвал лифт. Жил он сейчас в своей московской квартире, чтобы не таскаться каждый день по пробкам и иметь больше времени для сна, а не в Петрово-Дальнем. Увидев его в дверях, жена всё поняла и как всегда приняла словно должное. Домработница, естественно, давно уже ушла и поэтому накрывать на стол супруге пришлось самой. Слона в холодильнике не нашлось, но жареная курица и картошечка оказались очень кстати. И Таманский ел молча. Супруга, прекрасно все понимавшая, ни о чем его не спрашивала, давая время отойти, переключить мысли.