Annotation
Пятый. Потому проще всего у меня с нечетными.
Ковалёва Василиса
Ковалёва Василиса
Пять
Чтобы переплыть Северное море, потребовалась почти неделя. Нам уже не терпелось приступить к учебе в этом известном университете, поэтому пережили мы эту неделю (пусть и почти!) с трудом.
В конце шестого дня берег забрезжил на горизонте. К сожалению, погода не располагала к выходу на палубу - дул сильнейший ветер, поэтому мы все прилипли носами к иллюминаторам.
Я впервые в жизни увидела чужую землю - с рождения я ни разу не покидала даже Столицу, что уж там говорить о нашей Империи. Виднеющиеся в тумане далеко впереди острые шпили Лебенна завораживали меня получше огня. Я готова была часами сидеть, уткнувшись носом в стекло, и наблюдать за постепенным ростом этих шпилей, бликами окон, оранжевым светом фонарей. Очарование чужеземного города было бесспорным - и не только из-за своего первенства в списке посещенных мною городов. Лебенн совершенен. Он идеальнее Столицы, хотя она и превосходит его по красоте во много раз. Но такого дышащего жизнью, настоящего, насыщенного города больше и не встретишь нигде.
Да и магия из серии "он мой первый" сильно усугубляла полученный результат. И когда я ступила на теплую, подогретую солнцем мостовую порта Лебенна, я уже была влюблена в этого город по уши, до потери пульса. Рядом меня нетерпеливо выкликали отброшенные толпой друзья, а я стояла в самом её центре и боялась дышать. Казалось, что сейчас все исчезнет, оставя меня на голом и пустынном острове, а то и ещё хуже - в провонявшем рыбой, червивом, гнилом портовом городке.
И я безотчетно зашагала в противоположную нужной мне сторону. Дул неимперский ветер, пахло вербой и сиренью - запахами, которые я могла почувствовать только с помощью маминых эльфийских духов, - а ещё свежестью. Дома всегда пахнет пылью и степью - полынью, вереском, горечавкой, бессмертником; воздух резкий и насыщенный дождем, а после грозы так переполнен озоном, что дышать становится трудно. Здесь же ветер доносил до меня соленые брызги с моря, гул города заглушали крики чаек, небо, в противовес имперскому синему, почти черному, было ярко-голубым, можно сказать - лазурным, а яркое золотое солнце пронзало все вокруг своими лучами. От камней под ногами дышало жаром, пусть и была-то всего вторая половина весны.
Город казался акварельной зарисовкой, где радостные и приветливые торговки в полосатых оранжевых платьях окликали прохожих, зевал на перекрестке светло-рыжий кот, на небе не было ни единого облака, а далеко на горизонте, в сине-голубой дымке виднелись силуэты подходящих к порту кораблей.
Вокруг меня все было чистым, свежим, не было милого сердцу столичного беспорядка, не было запыленности и загадочности, все вещи были ясными и точным, будто только что протертыми влажной тряпкой. На фоне лебеннцев я сильно выделялась - в мятой, невзрачной одежде неконтрастных тонов, с черными волосами, с сумрачными глазами непонятного цвета. У людей вокруг не было переходных стадий: их глаза были ясными, с явно виднеющимися палочками и узорами, ярко-синими или темно-зелеными; волосы, распущенные и развевающиеся на легком бризе, золотились в свете дневного солнца; одежда была ярких, выделяющихся и вызывающих тонов.
Я вышла на узкую, чистую улицу, пропахшую солью, прогулялась по ней до какой-то огромной мощеной площади, а оттуда уже угодила в маленький южный сквер. Шелестели листьями каштаны и платаны, нежно цвела океанская вишня - розовыми, трогательными цветами, осыпавшимися от малейшего дуновения ветра. Я нашла поселение родных одуванчиков и сплела из них венок. Белый липкий сок сворачивался на коже тугими комьями.
Возле сквера обнаружилась невысокая, миниатюрная часовенка, будто вырезанная из цельного куска скалы. Посвящена она была богу Солнца - Liarvve [Лиарве]. Само строение было серого, тенистого цвета, только высокие прорези окон озаряли темный скверик вкрадчивым оранжевым светом.
В саму часовенку я заходить не стала - в Империи считается, что только к покровителю можно относиться настолько дружески, что можно без спроса зайти в его дом.
Улица от дома бога вывела меня на широкий нелюдный проспект. Мимо меня прошмыгнул тощий рыжий лебеннский кот - в Империи редко встречается такой окрас, больше черный или серый, - и прямо на улице обернулся человеком. Я завороженно смотрела на превращение - люди, способные преобразовать собственное тело, встречались ещё реже некромантов, и я за всю свою жизнь ещё не видела ни одного.
Кот обернулся в высокого парня с незапоминающейся внешностью. Заметив свидетеля, взглянул на меня. Голубовато-белые глаза пронзительно наблюдали из-под белесых ресниц. Он напоминал призрака - был таким же выцветшим, прозрачным, просвечивающим.
Я мгновенно опомнилась.
– Не подскажете, как пройти к Мэгноту?
Парень, ещё раз подозрительно меня оглядев, немногословно объяснил дорогу. Я, ровным счетом ничего не поняв из его путаных разъяснений, залезла ему в голову - на несколько секунд. Он прищурился ещё недоверчивей.
Его звали Долор, и его сознание было будто расколото на много-много частей - человеческих и звериных. Он был абсолютно многогранным - впервые я поняла настоящий смысл этого слова, - настолько переполненным жизнью, будто жил много жизней одновременно. Я тут же запуталась в нем, как запуталась минутой ранее в его словах, едва отыскав нужное мне.
А еще он явственно почувствовал чужое присутствие в своей голове, хотя я по своему обыкновению делала это наиболее незаметно - через подсознание.