— Но, сэр, вы сказали мне, что я могу защищаться любыми доступными методами и способами, — попытался оправдаться Бонд. — А вы попробуете проникнуть в мой разум. Я именно это и делаю, сэр!

— В самом деле, я так сказал? — Снегг схватился за одну из прядок собственной чёлки и попытался критически её осмотреть. — Ну вот, весь гуталин мне смыл…

— Бриолин, сэр?

— Э-э-э… А что, есть разница [271] ?

— Честное слово, сэр, лучше попробуйте в следующий раз бриолин, — с чувством закивал Бонд.

— Ладно, я подумаю, — буркнул Снегг. — А теперь, Поттер, давайте вернёмся к окклюменции. На сей раз я попрошу вас сидеть спокойно и не предпринимать никаких действий.

— Сэр, вы отдаёте себе отчёт, что вы подписываете себе приговор? — внезапно Бонд стал убийственно серьёзным. — Мы уже обсуждали это на кухне у моего крёстного. Вы собираетесь применить ко мне легилименцию, не имея на это санкции суда, я что-то не вижу тут моего адвоката, и здесь не присутствуют колдомедик, который будет защищать моё умственное здоровье. Если этот факт всплывёт — а он всплывёт, я вам это гарантирую, — вы сможете устроиться на работу только подпаском, при условии, что Люпин согласится взять вас к себе в помощники. Вдобавок, применение легилименции к несовершеннолетним запрещено, поэтому, применяя её ко мне, даже в образовательных целях, вы автоматически инициируете мою эмансипацию. Вы правда хотите, чтобы у вас по школе бегал совершеннолетний маг, которому ещё шестнадцати не исполнилось, и на которого нет никакой управы?

Снегг сглотнул. Обрисованная юношей картина была, в целом, верной, но не учитывала важный нюанс: Дамблдора Снегг боялся намного сильнее, чем Азкабана.

— Моё и ваше желания несущественны, Поттер. Вы правы, я не испытываю большой радости от перспективы обучать вас окклюменции, и я не занялся бы этим, если бы не прямой приказ профессора Дамблдора. Вы правы, вы можете устроить мне некоторое количество неприятностей, связанных с этим обучением. Позволю заметить, что у профессора Дамблдора осталось достаточно друзей в Визенгамоте, а ещё больше там магов, задолжавших профессору услугу-другую, так что процесс надо мной, конечно, будет, но его результаты могут вам не понравиться. Скажем так, мне не придётся идти в подпаски к Римусу. — Снегг растянул уголки губ в мимолётной улыбке. — Но, обнародовав факт применения легилименции к вашей нескромной персоне, вы тем самым устроите намного больше неприятностей себе. Понимаете ли, — Снегг позволил себе ещё раз тонко улыбнуться, — как только станет известно о том, что вы подвергались легилименции, вас должны будут признать совершеннолетним. У этой палки есть два конца, Поттер. За совершеннолетним никто не следит, — по крайней мере, так говорят представители Министерства, которым мы, конечно же, безусловно, верим… Но совершеннолетнего можно вызвать на магическую дуэль. Вы сильный маг, Поттер, профессор МакГонагалл вам это уже сообщила, но опыта у вас, учитывая потерю памяти за четыре года, — кот наплакал. Против сколь-нибудь серьёзного дуэлянта вы не продержитесь и двух минут. И я говорю не об уровне профессора Флитвика, а о ком-нибудь вроде Долохова или любого из Лестрейнджей. И я ещё не упоминал, что защита, которую — голос Северуса дрогнул — обеспечила тебе твоя мать, пожертвовав жизнью, пропадёт, как только ты станешь совершеннолетним? Поттер, стоит тебе объявить себя совершеннолетним, и тебя размажут.

Взгляды людей, сидящих по разные стороны стола, схлестнулись. Казалось, ещё немного, и между ними полетят искры.

— В прошлом году я продержался против Волан-де-Морта больше двух минут, — тихо ответил Бонд.

— Не произноси его имя! — зашипел Снегг. — И ты не помнишь, что там на самом деле было.

— Дамблдор произносит его имя.

— Профессор Дамблдор — великий маг, он может защитить себя. А ты — ничтожество по сравнению с Тёмным Лордом. Он оставил тебя в живых только для того, чтобы с помощью вашей ментальной связи подглядывать за профессором Дамблдором. Что возвращает нас к вопросу окклюменции. Поттер, научиться ей — твой жизненный императив. Мы не можем позволить себе держать в Хогвартсе волшебника, который потенциально станет служить Тёмному Лорду, добровольно или нет.

— А чёрную метку вы со своей руки уже свели? — полюбопытствовал Бонд.

Искры всё-таки полетели. Снегг вскочил, нависая над суперагентом:

— Мальчишка! Дурак! Ты научишься окклюменции, даже если мне придётся сначала выпотрошить твой труп! Руки на стол, ничтожество! Убери волшебную палочку! Ладони на стол, я сказал, и не шевелись! А теперь я вторгнусь в твой разум, ты попробуешь сопротивляться мне, и мы будем продолжать, пока у тебя не начнёт получаться. Легилименс!

Джеймс Бонд понял, что он слегка перегнул палку. Сейчас его память будет препарирована на живую. Остался один-единственный способ спасти положение. Волшебная палочка Снегга замедлит течение заклинания, и у суперагента будет несколько мгновений, когда он уже поймёт, что именно хочет извлечь из его памяти Снегг, но ещё будет способен контролировать свой разум.

Тупая игла вонзилась в его мозг. Снегг с изяществом мясника продирался через воспоминания, спускаясь к событиям конца июля, когда душа Бонда была переброшена в тело юного волшебника. Суперагент ничего другого и не ожидал; вопрос «Что случилось с Поттером тридцать первого июля» являлся самым важным для понимания, как следует теперь относиться к своевольному юноше, поэтому ответ на него был краеугольным и для Снегга, и для Дамблдора.

Восприятие воспоминаний, получаемых методом легилименции, сильно отличается от восприятия воспоминаний, получаемых через Омут Памяти. В Омуте Памяти просматривающий является сторонним персонажем, способным отрешиться от вспоминаемого сюжета. Когда легилимент выдёргивает воспоминания из чужого мозга, он видит, слышит и чувствует всё так, как видел, слышал и чувствовал атакованный.

Бонд напрягся, пытаясь по мере сил облегчить дорогу легилименту, заставляя его набрать скорость. Перед его внутренним взором мелькали лица, но Джеймс заставлял себя не выделять ни одно из них. Гермиона, Джинни, Эм, Минерва МакГонагалл, Кью, Рон, Симус, Билл Таннер сливались в туманную полосу, лишаясь индивидуальных черт. Если Снегг видит то же самое, он не сможет разобрать несколько неизвестных физиономий среди мешанины знакомых.

Вот мелькнуло лицо Дадли… Значит, Снегг уже добрался до самого начала августа. Пора.

Бонд отпустил ментальный тормоз, и в его разуме всплыл огромный пузырь воспоминаний, предшествовавших получению письма от Натальи Симоновой [272] .

Четырнадцать месяцев северокорейского концлагеря. Постоянные пытки. Боль, выходящая за пределы возможного, за которой следовали жестокие издевательства и ещё более сильная боль, по сравнению с которой всё предыдущее казалось ласковым поглаживанием. Бесконечный, беспросветный мрак, незыблемым в котором было только ожидание новой боли. Правду говорят, что иногда ожидание пытки хуже самой пытки. Скорпионы. Яд, выворачивающий наизнанку жилы и кости. И Бонд, заключённый в теле, которое уже не могло кричать, потому что голосовые связки были сорваны месяцами постоянного крика.