Лежа на влажных простынях, Матильда вновь приходит к тому же: так больше продолжаться не может.

Глава 2

Нет, он не станет плакать как размазня, сидя на крышке унитаза в четыре часа утра в ванной комнате гостиничного номера.

На нем махровый халат, до сих пор еще влажный – Лиля надела его, выйдя из душа; он зарывается лицом в ткань, пытаясь уловить ее аромат, который он так любит. Смотрит на себя в зеркало – бледный, под стать умывальнику. Босым ногам холодно на кафельном полу, и он переступает на коврик. Лиля спит в комнате, скрестив руки. Она заснула почти сразу после того, как они закончили заниматься любовью; она слегка похрапывает; она всегда храпит во сне, стоит ей выпить.

Засыпая, она прошептала: «Спасибо». Это стало последней каплей. Пронзило его насквозь. Она сказала «спасибо».

Она говорит «спасибо» всегда: спасибо за ресторан, спасибо за ночь, за уик-энд, за любовь, «спасибо», когда он ей звонит, «спасибо», когда он спрашивает, как дела.

Она дарит свое тело, свое время, свое общество (пусть даже она всегда как будто не здесь), она принимает то, что он ей дает, и она никогда не раскрывается до конца, самое существенное оставляет за собой.

Он осторожно, чтобы не разбудить ее, поднялся и в темноте прошел в ванную. Зайдя, он просунул руку наружу, включил свет и снова закрыл дверь.

Когда они вернулись с ужина, Лиля, раздеваясь, спросила его:

– Ну, чего бы тебе хотелось?

Чего бы тебе хотелось, чего тебе не хватает, что доставит тебе удовольствие, о чем ты мечтаешь? Она часто задавала такого рода вопросы – словно на нее накатывала временная незрячесть или бесповоротная слепота. С простодушием своих двадцати восьми лет. Ему захотелось ответить:

– Встать на балконные перила и кричать во все горло. Как думаешь, это возможно?

Но он промолчал.

Они провели выходные в Онфлёре – гуляли по пляжу, бродили по городу; он купил ей платье и босоножки; они выпили по стаканчику и поужинали в ресторане. Потом они лежали вместе на кровати, задернув шторы, и запах ее духов смешивался с запахом страсти. Завтра рано утром они уедут, он подвезет ее до дома, позвонит на базу и, не заезжая домой, впряжется в работу. Роза назовет ему первый адрес, и он отправится на своей Renault Clio к первому пациенту, затем ко второму, а потом он привычно погрузится в это болото болезней и одиночества, и серый пыльный город накроет его с головой.

Им и раньше случалось подобным образом проводить выходные.

Совершать вылазки подальше от Парижа и вообще от всего. Все более редкие в последнее время.

Достаточно взглянуть на них, когда они идут рядом: она никогда не прикасается к нему, не дотрагивается; достаточно понаблюдать за ними в ресторане или на террасе кафе – между ними всегда сохраняется некая дистанция; достаточно посмотреть на них, когда они загорают вместе около бассейна – строго параллельно друг другу, ни намека на нежность с ее стороны, а его ласковые поползновения всегда остаются без ответа. Достаточно увидеть их где-нибудь, в Тулузе, Барселоне или Париже, в любом городе, когда он, споткнувшись на тротуаре и налетев на бордюр, чувствует себя застигнутым врасплох.

Потому что она говорит: какой ты неуклюжий.

В такие минуты ему хочется ответить: нет, до того, как я тебя встретил, я был орлом, ястребом, я парил над улицами и не встречал ни единого препятствия. До того, как я тебя встретил, я был сильным.

Сейчас он сидит как дурак в четыре часа утра в ванной гостиничного номера, потому что не может спать. Он не может спать оттого, что он ее любит, а ей на это наплевать.

Ей, такой доступной в сумраке комнаты.

Ей, с которой он может заниматься любовью, ласкать ее руками и языком, может брать ее стоя, сидя, на коленях, которая дарит ему свои губы, свои груди и ягодицы, не ставит ему никаких запретов, кто свободно принимает в рот его сперму.

Но стоит им вылезти из кровати, как Лиля ускользает, исчезает. Вне кровати она его не целует, не скользит рукой по его спине, не гладит по щеке, едва глядит на него.

Вне кровати его тело для нее не существует, или, вернее, теряет свою материальность. Утрачивает кожу.

Один за другим он подносит к носу флакончики, что стоят на раковине в плетеной корзинке: косметическое молочко, шампунь, гель для душа; брызгает водой себе в лицо и вытирается полотенцем, сложенным на сушилке. Он перебирает в памяти каждое мгновение, проведенное с ней, начиная со дня их встречи, он не забыл ничего с того момента, как Лиля взяла его под руку, выходя из кафе, одним зимним вечером (тогда он так и не попал домой).

Он не пытался бороться, даже в самом начале, он сразу поплыл по течению. Соглашался со всем, шел, куда его направляли. Если подумать, Лилина манера держаться говорила яснее всяких слов об отсутствии чувства: ее привычка быть рядом и одновременно где-то далеко, ее вид стороннего наблюдателя. Лишь один или два раза, ночью, ему показалось, что она испытывает к нему нечто большее, а не просто непонятным образом «нуждается» в нем.

Да, именно так она и сказала ему когда-то: ты мне нужен. «Но пойми, Тибо, это не должно сковывать нас или ограничивать нашу свободу».